— Как пожелаешь, мать моя, — сказала Чени. Опустив глаза, она спросила — Нет ли вестей о битвах? — Лицо она укрыла, чтобы Джессика не догадалась, что вопрос ее о Муад'Дибе.
— Новые победы, — ответила Джессика. — Раббан осторожно намекнул о перемирии. Его посланцы вернулись к нему… без своей воды. Он даже уменьшил налоги кое-где, в деревнях впадин. Но уже слишком поздно, люди поняли, что он пошел на это из страха перед нами.
— Да, все идет, как предвидел Муад'Диб, — сказала Чени. Поглядев на Джессику, она постаралась сдержать свои страхи. — «Я назвала его имя… но она никак не отреагировала. На этом гладком камне, который она зовет своим лицом, не прочесть ничего… но оно какое-то уж слишком застывшее. Почему она столь спокойна? Что случилось с моим Усулом?»
— Хорошо бы остаться там, — сказала Джессика. — Оазисы были так хороши, когда мы уезжали. Ну как не ждать того дня, когда вся наша земля зацветет, словно южные края?
— Земля там прекрасна, — согласилась Чени, — но с красотой ее смешано много горя.
— Горе — оковы победы, — произнесла Джессика.
«Или она подготавливает меня?» — подумала Чени и сказала:
— Женщины совсем истосковались без мужей, все так завидовали, узнав, что меня вызывают на север.
— Тебя вызвала я, — ответила Джессика.
Чени почувствовала, как заколотилось ее сердце. Ей вдруг захотелось прикрыть уши руками, чтобы не слышать, что сейчас скажет Джессика. Но ровным голосом она сумела ответить:
— Послание было подписано его именем.
— Я подписала его в присутствии лейтенантов Пола, — сказала Джессика. — Это вынужденная предосторожность. — И подумала: «Храбрая женщина у моего Пола, страх почти овладел ею, а она все не изменила своего тона. Да. Быть может, именно она-то и поможет».
С легчайшей ноткой тревоги Чени произнесла:
— Ну, а теперь скажи, что мне следует услышать?
— Ты нужна мне… чтобы вернуть к жизни Пола, — сказала Джессика, успев про себя подумать: «Так! Правильные слова. Вернуть к жизни. Она поймет, что Пол жив, но в опасности. Именно это увидит она за этими двумя словами».
Только момент потребовался Чени, чтобы успокоиться.
— Что я могу сделать? — спокойно произнесла она, ей хотелось наброситься на Джессику, тряхнуть ее за плечи, крикнуть: «Где он?» Но она молча ждала ответа.
— Подозреваю, — сказала Джессика, — что Харконненам удалось заслать к нам агента, чтобы отравить Пола. Другого объяснения я не нахожу. Какой-то совершенно необыкновенный яд. Я проверила его кровь всеми мыслимыми способами, но так ничего и не нашла.
Чени встала возле нее на колени.
— Значит, яд? Ему больно? Могу я…
— Он без сознания, — продолжала Джессика, — жизненные процессы в его теле замедлились настолько, что их удалось обнаружить лишь тончайшими методами. Я просто содрогаюсь от мысли, что могло бы случиться, если бы не я первой обнаружила его. Непосвященному взору он кажется мертвым.
— Ты вызвала меня не просто из сочувствия, Преподобная Мать, — ответила Чени. — Я знаю тебя. Так что же могу сделать я, раз ты бессильна?
«Как она храбра, очаровательна и, ах-х-х, как восприимчива! — подумала Джессика. — Какая Дочь Гессера получилась бы из нее!»
— Чени, — сказала Джессика, — может быть, ты и не поверишь мне, но я не знаю, зачем я послала за тобой. Какой-то инстинкт… интуиция. Просто сама собой пришла мысль: «Надо послать за Чени».
И тут Чени заметила печаль на лице Джессики, боль в ее углубленном взгляде.
— Я сделала все, что умею, — сказала она. — Все… тебе будет трудно даже представить, насколько это «все» больше того, что назвали бы другие этим словом. Но… я ничего не сумела.
— А этот старый друг Холлек? — спросила Чени. — Не его ли рук дело?
— Исключено, — ответила Джессика.
Одно слово вместило целый разговор… Чени угадывала за ним проверки и перепроверки… воспоминания о былых неудачах.
Качнувшись назад, Чени поднялась на ноги, разгладила потрепанное в пустыне облачение:
— Отведи меня к нему, — сказала она. Джессика поднялась, повернулась к занавесям у стены слева.
Чени последовала за ней и оказалась в бывшей кладовой. Теперь стены ее были занавешены тяжелыми тканями.
У дальней стены на походном матрасе лежал Пол. Лицо его освещал подвешенный прямо над головою шар. Черное одеяние покрывало его, руки были вытянуты по бокам. Видимо, его раздели и прикрыли покрывалом. Кожа его казалась восковой. Он был совершенно неподвижен.
Чени подавила желание броситься вперед, повалиться головой на это недвижное тело. Но мысли ее обратились в другую сторону, к своему сыну, к Лето. И тут она поняла, что испытывала Джессика, когда ее герцогу грозила смерть, когда приходилось заставлять себя искать пути спасения юного сына. И сочувствие к стоявшей рядом вдруг стало столь горячим, что Чени стиснула руку Преподобной. Ответное пожатие было даже болезненным.
— Он жив, — ответила Джессика, — уверяю тебя, он жив. Но ниточка, на которой держится его жизнь, столь тонка, что ее едва можно заметить. А среди вождей нашлись и такие, что уже начали бормотать: моими устами-де говорит просто мать, не Преподобная, и я, мол, просто отказываю племени в воде сына.