Дивеевские Христа ради юродивые Пелагия, Параскева и Мария

Посетителям много говорила Пелагия Ивановна, и все сбывалось. Стало быть, ее богоугодная жизнь заслуживала того, что к ней за 600 верст и более приезжали люди, чтобы по ее совету решать свою участь или узнавать, где правда. Кто приходил с душевным умилением и истинною скорбию в сердце, она всех принимала и советы давала; и как она скажет, так все и действовали. А кто шел с одним только любопытством или от нечего делать, так и она их гоняла, толкала, даже била, и говорила: “Галки, галки!” А иных при мне с намерением ударяла по одному и тому же месту и по нескольку раз — для их исцеления. Так было с одной барыней при мне. Пелагия Ивановна все ударяла ее по плечу, и та не только не отходила от нее, но как будто рада была, что она ее ударяет. Когда мы пошли от Пелагии Ивановны, эта барыня сказала мне, что это плечо не давало ей покоя — такая в нем была ужасная боль, и что после ударов Пелагии Ивановны она чувствовала все более и более облегчение».

7. Одна из дивеевских сестер, желавшая по своему смирению остаться неизвестной, писала 20 декабря 1890 года к М. П. Петрову следующее: «Мать Алевтина сказывала мне: “Когда я в черной гостинице была старшею, однажды пришел монах средних лет, благоговейный по виду, кроткий и смиренный, худой и тощий. Я поговорила с ним, он назвал себя послушником одного из Соловецких монастырей, только не помню которого, и идет на богомолье пешком в Киев. На мое предложение ему чаю он сказал, что не пьет по болезни, а пьет льняное семя, и выпил две чашки. Я с ним простилась, — говорила мать Алевтина, — сказавши, что иду в церковь, говею. Тогда и он сказал: «Нельзя ли и мне поговеть у вас?» — «Отчего же? Можно, ежели желаете». А сам все так тихо и кротко разговаривал. Приобщился он так, как приобщаются послушники — без шапочки, с открытой головой. Разговорились с ним о Пелагии Ивановне, он очень пожелал ее видеть.

— Ах, как бы я желал поклониться ей, — сказал он.

— Что же? Пойдемте, с удовольствием вас сведу”.

“Пошли с ним, — говорит мать Алевтина. — Когда мы отворили дверь, она лежала, но тотчас же встала и стоя зорко смотрела на него. Я ему сказала, чтобы на лавочку сел. И Пелагия Ивановна рядом с ним села и говорит ему: «Смерть на дороге». Он ответил: «Я, матушка, боюсь, чтобы душевной смерти не было, а от смерти телесной я не далек, жду ее, потому что все болен; и надо же когда-нибудь умереть, а лишь бы душевной-то смерти не было». Она продолжала все зорко на него смотреть, и говорит: «Ведь вам что? Ты — отец, а она — мать, — показывая на меня. — Ну так и следует сказать. А когда птица вылетит из клетки, то и птенцы кто куда разлетятся. А право, смерть на дороге!» Потом, отвечая на его мысль, сказала: «Маленьким не мешает быть; а ведь ты — отец, а она — мать, ну так и надо сказать»”.

“Когда послушник Гавриил (так его звали) вышел со мною от Пелагии Ивановны, — продолжает мать Алевтина, — я ему говорю: «Скажите, пожалуйста, верно вы должны быть иеромонах: она вас называла отцом». — «Ну, когда Пелагия Ивановна велела вам открыться, так нечего делать, скажу всю правду. Я — грешный игумен Соловецкий, дал обещание, когда устрою монастырь, сходить пешком в Киев, скрыв себя. Путешествую, как простой послушник». А между тем с ним был другой послушник, но он его отсылал всегда вперед идти, назначая, до каких пор и куда. Например, сам пришел к нам в Дивеево, а послушника отправил в Саров; а когда сам придет в Саров, его отправит дальше. Это для того, чтобы в безмолвии и тишине идти с единым Господом и без боязни. «А что Пелагия Ивановна сказала, не мешает быть маленьким, — это на мою мысль говорила она. Я мысленно говорил ей: “Я грешный игумен, а приобщался с открытой головой, как послушник, — не погрешил ли я?” На эту тайную мысль она и сказала: “Маленьким не мешает быть. Ты — отец, а она мать, так и надо сказать”».

Вот как толковал сам игумен некоторые слова Пелагии Ивановны, но он не все их понял. Он не понял того вразумления и того укора, которые делала ему блаженная прозорливица за оставление им братии обители своей: «Когда птица вылетит из клетки — и птенцы кто куда разлетятся». Отец игумен оставил свою братию, вылетел из клетки — что же могло случиться с его птенцами, особенно когда смерть ожидала его на дороге? «Смерть на дороге» — это было ясное и грозное предсказание матушки Пелагии Ивановны. Что же случилось?