Читаем Длинный путь от барабанщицы в цирке до Золушки в кино полностью

И вдруг Козинцев назвал мою фамилию. От неожиданности я даже не сразу поняла, что это меня вызывают. Я встала и вопросительно посмотрела на него. Козинцев свистнул, и этот свист был для меня тем же сигналом начинать, что «Ап!» в цирке. Бэм ударил по клавишам. Я, воображая себя во фраке и цилиндре, пошла на середину зала. Остановившись, сняла с себя несуществующий цилиндр, элегантно поклонилась, отведя руку с цилиндром в сторону, а другой рукой резким движением как бы поймала что-то. Потом бросила невидимый предмет в цилиндр, сделала над ним пасс, опрокинула цилиндр и подхватила воображаемые перчатки. Надев цилиндр и перчатки, я поклонилась публике, повернулась и ушла. Мой этюд продолжался десять секунд. Раздался свисток. Урок кончился, но все сидели и как-то странно смотрели на меня.

Следующим был урок Трауберга, а мне, как нарочно, опять необходимо исчезнуть!

Что делать? Я подошла к Фищеву, заранее просительно сложив руки. Дима сразу все понял и тихо сказал:

– Бегите. Я что-нибудь придумаю в ваше оправдание.

Я сразу ушла, стараясь никому не попасться на глаза.

На другой день во время переклички Фищев громко сказал:

– Жеймо! Выйти из строя! Два шага вперед!

Покраснев, я вышла из строя. Неужели меня после вчерашнего слишком короткого этюда, да еще за тайный побег с лекции Трауберга, решили все-таки выгнать? Мама-то, конечно, будет ликовать…

– Жеймо, смирно! Поворот напра-во! Шагом марш!

Я зашагала, но, дойдя до двери, остановилась. За этой дверью занимались старшекурсники. А выход был с противоположной стороны. Я молча стояла, уткнувшись в дверь носом. Дима подошел ко мне.

– Вы почему стоите?

– Вы ошиблись дверью, – упавшим голосом сказала я.

Дима широко улыбнулся и распахнул дверь. В зале занимались фехтованием старшекурсники.

– Прошу садиться, – приветливо встретил меня педагог Эрнест Иванович Лусталло. – Ви когда-нибудь фехтоваль?

– Никогда.

– Я думаль, что в цирк этому вас училь. Ну нитшего. Ми вас и боксу научим тоже. Да.

Во время перерыва я подошла к Диме.

– Что случилось? Почему меня перевели в старшую группу?

– Благодарите Козинцева.

– Странно… Ну, допустим, по спортивным предметам я догоню. Надеюсь. А вот предмет Трауберга…

– Не волнуйтесь, девушки дадут вам переписать конспекты. Пока перепишете, все и запомните. У вас, циркачей, это быстро делается.


Через несколько дней на уроке современного танца меня пригласил сам Арнольд, наш преподаватель. Он хотел показать, как можно танцевать даже при очень большой разнице в росте. Дело в том, что на его уроках я обычно сидела – мальчики меня просто игнорировали. И вот я танцую с ним и нахожусь на седьмом небе… Усадив меня, Арнольд сказал:

– Надеюсь, все теперь убедились, что, если хорошо танцуют, рост ни при чем.

Лед тронулся. Я больше никогда не сидела у стены.


В тот день во время перерыва вошел Фищев и крикнул:

– Жеймо! В раздевалку! Быстро!

«Наверное, Трауберг хочет меня все-таки выгнать», – подумала я. (Никогда в своей жизни я столько не нервничала, сколько здесь за два месяца.) Но в раздевалке Дима, улыбаясь, подал мне большой пакет.

– Это обещанная прозодежда, – сказал он. – Переодевайтесь и быстрее в зал, после перерыва – акробатика.

Быстро переодевшись, я вернулась в зал. Все встали в строй. Вошел Цереп, преподаватель акробатики. Он был из цирка.

Увидев меня в строю последней, Цереп сказал:

– Вам не следует стоять с девушками. Вам нужно находиться в строю с мужчинами.

Он был прав. Через несколько дней я делала все, что на акробатике делали мужчины. Правда, они крутили каскады через препятствие, а я выполняла просто сам каскад. Но вот Цереп встал и крикнул:

– Каскад через меня!

Мальчики стали прыгать, и я тоже, недолго думая, разбежалась, полетела каскадом через него и вернулась в строй. Он подошел ко мне.

– Если так пойдет дальше, вы будете, пожалуй, крутить двойное сальто быстрее всех.

Действительно, двойное сальто я крутила. Конечно, на лонже и с фуса, то есть отталкиваясь от чьих-нибудь сложенных скамейкой рук.

Однажды ни Цереп, ни Жорж, который иногда его заменял, не пришли на репетицию. У нас был свободный урок. Мальчики, чтобы не терять напрасно времени, занимались.

В зал вошел администратор и крикнул:

– Смирно!

Все построились. Появилась какая-то незнакомая барышня в модном платье и уселась в кресло.

– Урок продолжается! – строго объявил администратор.

Встав около мата, он принялся сам вести занятия. По его команде мы делали почти ту же программу, что при Церепе. Наступил момент, когда надо было крутить сальто. Подошла и моя очередь. Лонжу взял администратор. Я насторожилась: держать лонжу – очень ответственное дело, а я никогда не видела, чтобы он ассистировал Церепу.

Надев лонжу, я приготовилась, и администратор вдруг скомандовал:

– Двойное сальто!

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное