Дневник. 1873–1882. Том 1

Поздно вечером государь снова призвал к себе меня и графа Адлерберга и с радостью прочел нам телеграмму, полученную с Кавказа, об освобождении генералом Тергукасовым блокированного толпами турок в продолжение 23 дней слабого нашего гарнизона Баязетской цитадели. Тергукасов с 8-ю батальонами разбил 20 турецких батальонов, взял 4 пушки, но вывел из Баязета гарнизон, мотивируя тем, что город почти весь разрушен и потерял всякое значение. Известие это успокоило государя; но опять придана этому успеху излишняя важность и торжественность. Сейчас же решено дать Тергукасову Георгия 3-й степени, и на завтрашний день назначено благодарственное молебствие.

30 июня. Четверг. Редкий день проходит без молебствий по тому или другому поводу. Сегодня утром перед строем я должен был громогласно прочесть телеграмму Тергукасова; затем последовали обычные крики «ура!» и молебствие. После того ездил я за государем на встречу прибывшей к Зимнице 11-й кавалерийской дивизии, а в заключение государь обошел шатры открытого здесь военно-временного госпиталя.

Перед обедом получил я письмо от генерала Непокойчицкого, который, отвечая на некоторые вопросы, требовавшие разъяснения сделанных по армии распоряжений, снова выражал в poste-scriptum’e все затруднения и неудобства преждевременного прибытия государя к передним частям армии. Я прочел это письмо государю и попробовал подкрепить аргументы Непокойчицкого, но всё было тщетно: государь, как упрямый ребенок, резко закончил свои возражения: «Я так хочу – и так будет».

4 июля. Понедельник. Болгарское село Павло. В последние три дня нашего пребывания в Зимнице перешли через Дунай почти все эшелоны 11-го корпуса. С последним эшелоном 32-й пехотной дивизии назначено было 3 июля идти и Императорской главной квартире. В этот день мы выехали из Зимницы в 5 часов утра и ранее 8 часов были уже в Царевице, где нашли палатки, разбитые в красивом месте, среди садов. Во время всего переезда и позже слышались дальние выстрелы со стороны Никополя. С трепетным вниманием прислушивались мы к каждому выстрелу, зная, что в этот день 9-й корпус (генерала барона Криденера) должен атаковать турок под Никополем. Еще накануне государь выезжал через Систово к Никополю, чтобы видеть, не начал ли Криденер движения; однако же мы ничего не видели и не слышали, а вечером 2-го узнали, что генерал просил с рассвета 3-го числа участить огонь с батарей левого берега против Никополя, дабы отвлечь внимание неприятеля.

Понятно, что 3-го числа, прибыв в Царевицы, государь с большим нетерпением ожидал известий от Криденера, но ничего не получая до самой ночи, начинал уже беспокоиться. Взамен того получили из Тырнова телеграмму е. в. главнокомандующего о том, что генерал Гурко успел благополучно и без выстрела перейти главный Балканский хребет и спустился к деревне Ханкиой, где 300 человек низама были захвачены совершенно врасплох. Другой отряд пошел на Шипку, где, однако ж, по имеющимся сведениям, неприятель приготовил сильную оборону.

Известие это о переходе передового отряда через Балканы очень обрадовало государя; по обыкновению, он сам пошел возвестить эту радость своему конвою и гвардейской роте; раздались обычные «ура!», поздравления и проч., недоставало только молебствия. Кроме того, внимание государя занял присланный от великого князя главнокомандующего из Тырнова генерал-майор князь Имеретинский, который подробно объяснил виды и предположения главнокомандующего. Государь долго разговаривал с ним и дал ему поручения к главнокомандующему, как потом я узнал, в том самом смысле, в каком я не переставал убеждать государя, – что необходимо, прежде всякого движения вперед, принять меры к прочному утверждению и охранению нашего тыла с обоих флангов. В особенности указывалось на недостаточное обеспечение единственной переправы через Дунай.

Не дождавшись донесения от генерала Криденера, мы легли спать с тем, чтобы завтра, в 5 часов утра, тронуться в дальнейший путь к селу Павло с той же бригадой 32-й пехотной дивизии. Но в 3 часа ночи прискакал из Систова казак с запиской от начальника телеграфной станции к генерал-майору Щелокову (военно-походному начальнику императорских телеграфов) следующего содержания: «Турки у Систова; в городе бьют тревогу, страшный хаос; действие телеграфа прекратилось; закрываю станцию». Генерал-адъютант Рылеев (комендант Императорской главной квартиры) вбежал с этой запиской ко мне в палатку и, разбудив меня, спросил, что делать. Сказав ему, что следует немедленно разбудить государя, я сам наскоро набросил на себя сюртук и пошел к государю, который уже вставал с постели.