Дневник, 1893–1909

По второму вопросу серьезных прений не происходит, и после небольшой оппозиции Победоносцева, требующего опущения упоминания о лицах, находящихся на службе по выборным и сословным учреждениям (составляющим предмет ненависти всякого канцеляриста), параграф принимается, по выражению Победоносцева, обезвреженным.

27 февраля. Вторник. Объявлена женитьба сына принца Александра Петровича Ольденбургского с государевой сестрой Ольгой, которая, не желая выходить замуж за иностранца, так сказать, сама выбрала себе жениха, о котором говорят, что он никогда детей иметь не будет.

Март

1 марта. Четверг. В 9 часов вечера у Государя в Зимнем дворце в Малахитовой гостиной годичное собрание Исторического общества. По правую руку от Государя сидит великий князь Владимир Александрович, по левую — я в качестве председателя. Начинается с того, что я читаю отчет о деятельности общества, потом профессор Дерптского университета Филиппов читает свою статью об Артемии Волынском как кабинет-министре[638] — интересно, но вяло. За ним Пыпин — о литературных трудах Екатерины II, тоже много лишнего, и недостаточно пропорции в целом, Шильдер — анекдотический рассказ о поездке в 1824 году великого князя Николая Павловича и великой княгини Александры Федоровны в Берлин; ехали туда морем три недели, а возвратились чрез Варшаву на колесах, потратив на то шесть недель. Свежо предание, а верится с трудом. Избираются вновь в члены Ламздорф и Шумигорский. По окончании заседания ко мне подходит великий князь Николай Михайлович и говорит: «Je vous remercie»[639]. Я: «Pourquoi?»[640]. Великий князь: «Pour selection de Шумигорский»[641]. Я: «C’est le desir de Sa Majeste»[642]. Великий князь: «C’est mon intrigue[643]». Я: «Alors vous etes un intrigant[644]». Великий князь: «II faut toujours intriguer, quand cela reussit[645]».

За несколько дней пред тем Государь возвратил мне рисунок, мной у него оставленный, с проектом нового здания Рисовального училища на Фонтанке. Возвращая это, он писал: «Возвращаю Вам одобренный мной проект здания».

Я счел нужным поблагодарить его. Он сказал мне: «Теперь никто Вам препятствий делать не будет». Я отвечал, что записку его буду хранить и не стану показывать.

2 марта. Пятница. Заседание Соединенных департаментов. Рассматривается представление Ермолова о предоставлении съездам золотопромышленников [права] облагать денежными сборами золотопромышленников. Представление Ермолова, как большинство его представлений, ему возвращается.

3 марта. Суббота. Приезжает ко мне с визитом граф Ламздорф. Человек безупречной честности, скромного трудолюбия, но блестящей бездарности и посредственности. Вспоминая взгляд на него покойного Лобанова, забавно видеть в нем министра, хотя, конечно, приятно думать, что не существует более графа Муравьева, заботившегося исключительно об удовлетворении своего тщеславия и самолюбия, не отступая в этих заботах ни пред какими средствами. Ему обязаны мы всякими международными неудачами и в особенности несчастиями китайской войны и манчжурскими осложнениями.

4 марта. Воскресенье. Демонстрация на Казанской площади. Уже в течение нескольких дней пред сим в целом городе ходили слухи о предстоящем сборище студентов с целью выразить свое неудовольствие о принятых в отношении их правительством мерах и, в особенности, о зачислении в солдаты тех из них, кои признаваемы были виновными. Полиция, знавшая о том, дала заговорщикам собраться, а затем, окружив их с помощью казаков, сильно избила их нагайками и целые толпы арестовала, так что с трудом нашла для них помещение не только в тюрьмах, но и полковых манежах. Сильно ушибленных и раненых оказалось довольно значительное число с обеих сторон.[646] Среди бесконечных об этом событии толках крупное место занял князь Леонид Вяземский — член Государственного совета.

Он очутился среди бушевавшей толпы сначала в Казанском соборе, а потом на предсоборной площади и, по его словам, «обращался к полицейским агентам и самому градоначальнику с увещаниями о бесчеловечном со студентами и студентками обращении».

5 марта. Понедельник. Общее собрание Государственного совета. Вяземский собирает около себя слушателей и с жаром повествует о ее[647] и своих подвигах. Рядом с этим рассказывают, что он с Казанской площади поехал к министру внутренних дел, который его не принял, оттуда к министру юстиции Муравьеву, а потом к военному министру и министру финансов, желая заручиться их содействием на случай могущих возникнуть для него неприятностей. После заседания Совета великий князь Михаил Николаевич заезжает с визитом к жене моей. Разговаривая о Вяземском, я сказал великому князю: «Я очень опасаюсь, чтобы не последовало какой-нибудь меры, обидной для достоинства Государственного совета в лице одного из его членов. Мне кажется, наилучшее было бы сделать ему негласно замечание, а затем приказать уехать за границу впредь до разрешения вернуться».