Дневник, 1893–1909

17 февраля. Вторник. На днях представлялся Государю таврический губернатор Трепов. Государь выражал ему свое удовольствие о том, какие чувства выражались во всех частях России по поводу возникшей войны; Трепов несколько неуместно сказал, что с такими же чувствами Россия встретит и поход в Индию. Государь отвечал, что за последние дни отношения к Англии изменились и войны с ней опасаться нечего.

Вследствие возникшего у Государя сомнения о какой-то дате Куропаткин представил Государю свой дневник, в котором записывает все, что говорится при личных его докладах. Там Государь встретил хвалебные выражения относительно его самого, императрицы и детей и попросил оставить этот дневник у себя на некоторое время. Когда вслед за тем Сахаров возбудил сомнения о той же дате, то Государь доверил ему этот дневник, в котором Сахаров нашел о себе самые нелестные отзывы. Последствием этого была горячая ссора между Куропаткиным и Сахаровым.

Шванебах рассказывает, что по обязанности служебной в качестве товарища министра земледелия он имел в руках соображения, представленные Государю Безобразовым, о том, как следует покорить Манчжурию и Корею и как управлять ими.

18 февраля. Среда. Заседание Департамента законов. Проект об устройстве дисциплинарных присутствий в ограждение чиновников от суровости их начальства. Тщетно борюсь с единодушным стремлением своих коллег еще усилить безответственность и безнаказанность бюрократии, удручающей жизнь и труд русского народа. Профессору Таганцеву, составителю проекта, говорю, что соглашусь с ним, когда он мне покажет ту хартию, которая была дарована татарским баскакам на безответственное утеснение русских. Остаюсь один при своем мнении. Вечером дома квартет. Приезжает граф Вильчек, чрезвычайный любитель и знаток искусства, привезший на нашу выставку свою богатейшую коллекцию. Человек в высшей степени культурный, любезный, благовоспитанный.

19 февраля. Четверг. У Лобко: сообщает, что рекомендовал Философова на пост министра финансов. Я, с своей стороны, не могу не сочувствовать установлению крайне лестной репутации Философова, которого, служа государственным секретарем, взял на службу прямо из университета и мог оценить его выдающиеся качества. Лобко рассказывает, что на вопрос Государя Драгомирову, что он думает о назначении Клейгельса в Киев, Драгомиров отвечал: «Клейгельс неглуп, не вор и не немец». Так как Клейгельс — немец, да еще, кажется, из жидов, то понятно значение высказанной оценки.

У Ермолова. Несмотря на то, что он своей карьерой обязан Витте, Ермолов горько его осуждает и утверждает, что мы ему обязаны теперешними затруднениями. В ряду высказываемых обвинений упоминает о создании города Дальнего, на что отпущено было 28 миллионов, имевших целью воздвигнуть многочисленные постройки, большинство коих стоит пустыми за недостатком населения. Еще анекдот о Драгомирове: на вопрос Государя, опасно ли земство для самодержавия, Драгомиров отвечал: «Для какого самодержавия? Для Вашего — нисколько, а для нашего — опасно».

20 февраля. Пятница. У графа Ламздорфа. Прощальный обед Куропаткину; приглашены Витте, Гессе, Покотилов и другие, старавшиеся мирным соглашением и уступками, гораздо меньшими, чем впоследствии, требованиям Японии предотвратить наступившее теперь бедствие.[821]

21 февраля. Суббота. У Коковцова. Излагает мне свой финансовый план ввиду войны, долженствующей быть продолжительной и в особенности ввиду могущих возникнуть европейских осложнений. Он полагает, что последние могут сделать необходимым прекращение металлического размена. Я думаю, что эта необходимость может наступить и ранее.

Вечером Сельскохозяйственное совещание. Обсуждается проект умножения и улучшения всяких в России дорог, на которые, конечно, требуются многие миллионы, о коих при наступившей войне напрасно и думать.

Рассказ обер-церемонийместера графа Гендрикова, состоящего при императрице Александре Федоровне: на одном из последних приемов к Гендрикову подошел адмирал Скрыдлов и спросил его, думает ли он, что для него (Скрыдлова) обязательно высказать пред императрицей то, что он считает необходимым для пользы Отечества. Гендриков, разумеется, дал утвердительный ответ. Через несколько минут Скрыдлов вышел от императрицы красный, взволнованный. Когда вслед за тем Гендриков зашел к императрице, то она сообщила ему, что Скрыдлов бросился перед ней на колени, умоляя ее сменить Алексеева, как опасного для успеха на Востоке человека; через несколько дней после сего Макаров назначен командующим эскадры в Тихом океане, куда предназначался Скрыдлов.

Клейгельс для переезда в Киев просил о выдаче ему пособия в пятьдесят тысяч рублей. По собранным в петербургских банках сведениям, оказалось, что у него лежит на текущем счету более одного миллиона, но тем не менее пятьдесят тысяч были ему выданы.