Дневник, 1893–1909

2 июня. Среда. Вечером приезжает ко мне Глазов — новый министр народного просвещения. Говорит о встречаемых им трудностях, о чем выражаю ему свое соболезнование. Он, по-видимому, человек весьма честный, правдивый, твердый, но не имеющий ни сведений, для его должности необходимых, ни понятия о том, с кем и в каких сферах ему придется бороться. Сомневаюсь, чтобы он долго сохранил этот пост.

3 июня. Четверг. В 1 час — чтение журналов последнего заседания в общем собрании Совета. Всеобщее унылое настроение вследствие грустных известий, с театра военных действий полученных. Проезжая мимо Яхт-клуба и увидя перед подъездом коляску великого князя Алексея Александровича, захожу в клуб, чтобы переговорить с ним о скорейшем разрешении столь долго длящегося вопроса о передаче нашему училищу средней части Соляного городка, выходящей на Фонтанку. Узнаю здесь, что финляндский генерал-губернатор Бобриков сегодня ранен двумя пулями.[841]

4 июня. Пятница. Получено известие о смерти Бобрикова. Он был человек во всех отношениях грубый, лишенный культуры, умный, в денежном отношении не заслуживающий доверия. Исчезновение его из ряда политических деятелей нельзя почесть потерей.

Чертков рассказывал мне на днях, что когда ему предложено было занять место финляндского генерал-губернатора, то он в разговоре с Государем отказался от принятия этого поста, выставляя причинами тому свои лета, здоровье и суровость характера. При этом Чертков сказал Государю, что на такое место легко найти кандидатов, и назвал ему десять таковых. В числе этих десяти был и Бобриков. Государь возразил: «Он слишком необразован для занятия такого поста». Несмотря на то Бобриков был назначен финляндским генерал-губернатором несколько дней спустя. В числе кандидатов Чертков называл еще Петра Павловича Дурново. На вопрос о предшествовавшей его карьере Чертков заявил, что он был губернатором двух губерний и управлял Департаментом уделов. Государь отвечал, что никогда его не видал и вовсе не знает.

5 июня. Суббота. В 2 часа совет Рисовального училища, которое, несмотря на всякие административные препятствия, продолжает процветать и идти вперед. Сегодня открыли постоянную выставку гипсовых моделей и орнаментов с продажей таковых за ничтожную цену. Это облегчит и преподавание рисования вообще, и в особенности архитектурную отделку жилых и всякого рода иных строений. Эта выставка будет подобием в малых размерах Парижского музея в Трокадер. В двадцать лет мне удалось из пяти миллионов, оставленных бароном Штиглицем, сделать одиннадцать и в то же время из доходов выстроить новый музей, стоивший один миллион девятьсот тысяч, и наполнить его художественными предметам на сумму вдвое большую. Страшусь одного, что после моей смерти чиновничество наложит свою хищническую руку на эти сокровища и извратит тот путь, по которому они приносят теперь и должны приносить в будущем гораздо большую пользу Отечеству.

Обеду дочери Оболенской на Каменном острове. За обедом рассказывают, что молодой граф Александр Орлов-Давыдов, женатый на Зографо, буквально плачет о том, что, состоя прапорщиком в запасе и приписавшись к Оренбургскому уезду, столь далеко стоящему от западной границы, всегда почитавшейся под наибольшей угрозой войны, ныне призван к явке в Манчжурскую армию и, о ужас, зачислен в артиллерийскую бригаду.

19 июня. Суббота. В 10 ½ часов вечера уезжает на войну мой сын Петр, блистательно окончивший первым курс Военной академии. Из числа окончивших курс в этом году 25 человек во главе 69 командированы в распоряжение главнокомандующего в Манчжурии Алексеева.

20 июня. Воскресенье. Визит французскому послу Bompard’y[842]. По первому впечатлению — посредственный чиновник, от которого в течение получаса мне не удалось слышать ни одного достойного примечания слова. Обедаем у дочери Оболенской на Каменном острове. На днях она получила от своего старшего сына из пензенского имения письмо с описанием той тягостной неурядицы, того хаоса, при которых производится мобилизация. Письмо это она сообщила брату своего мужа, Коте, который передал его содержание в разговоре Государю и, как кажется, вследствие этого послано несколько флигель-адъютантов с поручением наблюсти за производством мобилизации и донести о том императору.

На место Бобрикова назначен князь Иван Оболенский, бывший Харьковским губернатором и отличившийся тем, что немедленно по получении известия об аграрном движении крестьян отправился во главе наскоро собранных казаков на место, где происходил бунт, и, подвергнув телесному наказанию бунтовщиков, положил конец этой вспышке. Вследствие этого он подвергся нападению анархиста, замышлявшего убить его, но не успевшего в этом. Оболенский был отставным моряком. Ему дан чин адмирала. Конечно, должен сожалеть, что он назначается как бы вследствие того, что приобрел репутацию приверженца крупных мер. Как слышно, он хочет взять себе в помощники директора Департамента полиции Лопухина, который пользуется во всех отношениях безупречной репутацией.