Дневник, 1893–1909

Получаю от председателя Богословского горнозаводского общества Хитрово телеграфное уведомление, что по осмотре стоящейся Богословской железной дороги он получил твердую уверенность, что не позже нынешней осени откроет по этой дороге движение.

22 июня. Вторник. У великого князя Владимира Александровича: сын его Борис в переписке с братом Андреем уведомляет его, что Куропаткин встречает со стороны Алексеева постоянные препятствия и неприятности. Владимир Александрович, вследствие назначения финляндским генерал-губернатором Оболенского, делается начальником Финляндского военного округа, который присоединяется к петербургскому округу. В этот саамы день он отправляется в Петербург, чтобы в среду вместе с Государем осматривать укрепления, сооруженные по обоим[843]сторонам Финского залива, так, чтобы перекрестным огнем препятствовать приближению неприятельского флота к Кронштадту.

23 июня. Среда. Заезжаю к Победоносцеву, который очень доволен тем, что ему отведены в старом дворце комнаты, в коих прежде жили дети великого князя Павла Александровича, возле гауптвахты и окнами надвор. Победоносцев стареет, хилеет, брюзжит, никем не посещается, новостей никаких не знает, погружен в чтение английских научных книг исторического и философского содержания.

Июль

13 июля. Вторник. Проводя время в тяжелых впечатлениях ужасной во всех отношениях японской войны, приходится слышать мало заслуживающего быть занесенным на эти страницы. Среди редких сколько-нибудь заслуживающих внимания разговоров попадаются, однако, изредка довольно характерные. Так, например, граф Толь, бывший петербургский губернатор, а ныне член Государственного совета, вследствие особенного покровительства Плеве, который считает, что в лице Толя, женатого на дочери графа Толстого, он — Плеве — выражает пред публикой свою благодарность графу Толстому за оказанное ему — Плеве — покровительство, граф Толь рассказал мне следующее: когда он был петербургским губернатором, а Иван Николаевич Дурново — министром внутренних дел, то вследствие ходатайства петербургского вице-губернатора Демидова Толь просил Дурново о назначении Демидова губернатором. Ходатайство это было категорически отвергнуто министром.

Когда через несколько месяцев Толь вновь заявил просьбу Демидова, то Дурново повторил, что об этом не может быть речи и что если Демидов опять начнет просить о губернаторском назначении, то Дурново просто уволит его от службы. Через несколько времени Дурново вызвал Толя к телефону и спросил его: «Хочет ли он назначить Демидова олонецким губернатором?» Удивленный Толь отвечал, что Демидов в отпуске, но что его можно немедленно вызвать. Так и было сделано. Возвратившийся в Петербург Демидов принял назначение. Вслед за тем Дурново выразил Толю необходимость назначить в петербургские вице-губернаторы из наиболее выдающихся вице-губернаторов других губерний или предводителей дворянства. Согласно этому указанию Толь принялся за памятную книжку и остановился на двух вице-губернаторах и одном предводителе. Соображения свои Толь приехал докладывать министру. Каково было его удивление, когда на первые же об этом слова Дурново рассерженным тоном сказал ему: «Да я не трех, а 333-х кандидатов могу назвать. И с чего Вы взяли, что это Ваше право; вице-губернаторов всегда назначал сам министр внутренних дел». Озадаченный таким приемом, Толь отвечал, что он сделал это по желанию, выраженному самим Дурново, и, раскланявшись, собирался уходить. Дурново переменил тон, сказал ему, что это была шутка, и стал разбирать пригодность предложенных ему кандидатов. Всех троих он забраковал: одного, потому что был женат на купчихе, другого, потому что предполагает его вскоре губернатором назначить (хотя никогда этого впоследствии не сделал), третьего, потому что не считает его довольно опытным. Толь заявил, что он готов принять всякое лицо, избранное министром, но с одной оговоркой, чтобы то не был военный. «А вот именно военного я и намерен Вам назначить, — продолжал Дурново, — это полковник Коссач. Это человек, выходящий из ряду по своим достоинствам, способный, трудолюбивый в такой степени, что он будет все делать, а Вы может жить покойно». Толь заявил, что он желает продолжать работать сам и не нуждается в человеке, который был бы, так сказать, его заместителем, но, разумеется, подчинился. Вскоре оказалось, что Коссач — сумасбродный, невежественный, ни на какое дело не пригодный человек. Толь тщетно пробовал возложить на него самые скромные обязанности: Коссач решительно ни на что не был годен.