Однажды, сидя в своем кабинете поздно вечером, Толь был вызван к телефону петербургским градоначальником Валем, который просил позволения приехать немедленно для переговоров о важном деле. Приехавший вслед затем Валь рассказал, что в этот день ему сообщил по телефону вице-губернатор Коссач приглашение немедленно приехать к нему — Коссачу. Как ни странна была такая выходка, тем не менее Валь отправился к Коссачу и услышал от него приблизительно следующее: «Вы — русский дворянин, Вы — русский генерал, а потому я ожидаю от Вас, что Вы будете говорить мне всю правду. Зачем Вы меня преследуете? Я окружен Вашими шпионами, не могу сделать ни одного шага без них, посмотрите — вот даже в моих комнатах все около меня бегают зайчики, вот за этими дверьми стоит моя жена, которая подслушивает все то, что у меня здесь, в кабинете, говорится. А ведь все это происходит оттого, что она любовница Ивана Николаевича Дурново». Заявления подобного рода продолжались еще несколько времени, после чего Валь удалился, а затем, придя к заключению, что Коссач — сумасшедший, приехал к Толю, чтобы сообщить ему об этом происшествии. На другой день Толь поехал к Дурново, чтобы передать ему сообщение Валя, конечно, смягчая или опуская то, что касалось самого Дурново. Выслушав его, этот доблестный министр сказал, что это доказывает лишь временное нервное расстройство Коссача и что надлежит дать ему отпуск для отдохновения. Отпуск этот был дан Коссачу, который разошелся со своей женой, но продолжал доселе оставаться вице-губернатором, ничего не делая и получая казенную квартиру и пять тысяч рублей содержания.
Подобные грязные поступки, конечно, встречаются везде и преимущественно в среде чиновников, для которых, по несчастью, служба и ее материальные выгоды представляются прежде всего средством удовлетворения всякого рода аппетитов; но, как ни призадуматься, когда представителем таких взглядов и деяний является человек, в течение двух царствований в продолжение почти двадцати лет стоявший на высших ступенях управления, человек, не имевший никакого образования, никаких убеждений, поставлявший главной задачей своей деятельности угодливость пред сильными, человек, для которого правда не существовала. Ему покровительствовали и император Александр III, и императрица Мария Федоровна, и министр внутренних дел граф Игнатьев, взявший его в товарищи, и, наконец, граф Толстой, которого он был ближайшим помощником во все время управления Толстым Министерством внутренних дел. К нему благоволил и император Николай, назначивший его председателем Комитета министров, возложивший председательствование в комиссиях, обсуждавших признаваемые в то время важнейшиими государственные вопросы. К нему благоволила и императрица Александра Федоровна, по единому слову коей он начал устраивать бессмысленные дома трудолюбия, для сооружениях коих он произвольно взял пятьсот тысяч рублей из продовольственного капитала, скопленного в поте лица своего русским мужиком. Мимоходом упомяну, что при этом он хвалился, что эти дома трудолюбия будут не хуже парижских ateliers nationaux[844]
.Можно ли после этого дивиться грустному ходу отечественных событий, когда во главе их становят подобных людей?
17 июля.
Суббота. Вот что рассказывает Стефаниц, служащий в Конторе правления Надежды Михайловны, об убийстве Плеве, последовавшем 15-го числа: когда Стефаниц шел утром в 10-м часу с Варшавского вокзала, он заметил присутствие на мосту многих полицейских, в том числе пристава, а по обе стороны моста — на набережной Обводного канала — двух конных городовых. Пройдя на Измайловский проспект и сделав на нем несколько шагов, он услышал за собой сильнейший взрыв, от которого его отбросило в сторону, и, оглянувшись, он увидел при въезде на мост огромный столб дыма и огня, поднимавшийся выше Варшавского вокзала. Когда он рассеялся по истечении двух минут, то на мосту стояли лошади, но не было и следа везомой ими каре[ты].1905
Сентябрь