Дневник, 1893–1909

В 1 % входит император, предшествуемый первыми чинами двора, а за ним обе императрицы и многочисленные великие князья. Что касается великих княгинь, то они проходят внутренними комнатами и через дверь, по правую сторону трона находящуюся, входят на возвышение, для них устроенное, где к ним присоединяются обе императрицы после того, как оканчивается отслуженный в середине комнаты молебен, и Государь медленным шагом поднимается к трону и садится на него. На одной из ручек трона наброшена мантия, по одну сторону стоит генерал Рооп, держащий государственный меч, по другую — граф Игнатьев, держащий государственное знамя; на четырех табуретах разложены: корона, скипетр, держава и государственная печать. Все эти государственные регалии хранятся в Москве, в Оружейной палате, откуда и привезены для настоящего торжества. По водворении тишины Государь читает поданную ему министром императорского двора речь, читает очень внятно[896]. Речь эту, по словам Горемыкина, Государь написал сам, заимствовав многое из нескольких представленных ему проектов. Тотчас после чтения раздаются звуки военного оркестра, играющего народный гимн «Боже, царя храни», а благомыслящая часть присутствующих начинает кричать «ура», препятствуя тем господам Петрункевичу, Родичеву и т. п. исполнить приписываемое им намерение отвечать Государю на его речь. Процессия медленным шагом возвращается во внутренние покои, и вся церемония совершается и оканчивается с чрезвычайным достоинством и успехом[897]. Успеху этому, впрочем, содействовала превосходная жаркая солнечная погода и множество войск, расположенных на площадях и окружающих дворец улицах.

Государь вслед за тем возвратился на пароходе в Петергоф. А членов Думы на четырех пароходах отвезли в Таврический дворец.

28 апреля. Пятница. В 2 часа первое заседание нового Государственного совета в здании, принадлежащем петербургскому дворянству, на углу Михайловской улицы и Михайловской площади. Залы Мариинского дворца оказываются не довольно просторными и потому в ожидании постройки нового зала для помещения верхней палаты она будет собираться на Михайловской площади. По требованию председателя Сольского правительственные члены являются в мундирах, а выборные, мундиров не имеющие, во фраках и белых галстуках. Церемония начинается с молебна, отслуживаемого митрополитом, который вслед за тем усаживается среди членов Совета. Затем Сольский прочитывает слабейшим голосом речь, событию приличествующую, но которой никто не слышит. Вслед за сим начинается подписывание членами присяги. Подписывание это длится чрезвычайно [долго]; между тем Сольскому приходят сообщить, что князь Кугушев собирается заявить о необходимости включить в предполагаемый ответный на государеву речь адрес требование о даровании амнистии всем политическим преступникам. Перепуганный таким неожиданным сообщением Сольский немедленно объявляет заседание закрытым и приглашает Палена, Рихтера, П. П. Дурново, (?)[898], князя Трубецкого (московского предводителя дворянства), Шипова, Корфа, меня для обсуждения того, что следует делать. Прения самые бестолковые, самые путаные. Решают собрать Совет в полном составе для разрешения вопроса об адресе. Вечером еду по приглашению Трубецкого на председательствуемое собрание членов Государственного совета (по преимуществу выборных).

Заседание происходит в одной из комнат, смежных с большой залой дворянского собрания. Толкуют о том, что должно быть сказано в ответном на государеву речь адресе. Всего более говорится об амнистии, которую требуют некоторые члены и во главе их князь Кугушев. Большинство за амнистию, но не распространяя ее на уголовные преступления. Трубецкой председательствует очень дурно или, правильнее говоря, совсем не председательствует; всякий говорит, что ему вздумается, и ни к каким заключениям не приходит.

29 апреля. Суббота. В Мариинском дворце Пален и я собираем около тридцати членов Совета, преимущественно из выборных, для обсуждения вопроса об адресе[899]. Председательствую я. Отставной министр внутренних дел Дурново в обстоятельной и длинной речи рассказывает, какое влияние на революцию имела амнистия, и настаивает на том, что новая амнистия должна иметь те же последствия. Большинство присутствующих поддерживают его мнение, и только четверо связанных своими заявлениями в заседании, происходившем накануне, сохраняют за собой право окончательно высказать свое мнение.