Дневник, 1893–1909

В 9 ½ часов юный Государь в сопровождении великих князей Владимира Александровича и Константина Константиновича входит в комнату, где собрались члены общества и здоровается с каждым из них. Тут стоят: новый министр иностранных дел Лобанов, Победоносцев, достопоченнейший профессор Бестужев-Рюмин, несколько иронически улыбающийся Сергеевич, восьмидесяти с лишком лет глухой адмирал Веселаго, неизменно приветливый и неустанно трудолюбивый Дубровин, низкопоклонный Куломзин, издатель наших договоров с иностранными державами неблестящий Мартенс, граф Шереметев в шталмейстерском мундире, молчаливый и с наружной смиренностью, а в действительности безграничным самолюбием, растолстевший донельзя Феоктистов, казначей не имеющего ни гроша общества, приехавшие из Москвы жадные к наживе полумертвец Бюлер и трехногий с костылем (я бы дал ему и два) Бартенев. Наконец, мой секретарь Штендман — справочный исторический и библиографический архив, не способный написать два слова.

По правую [руку] от Государя садится Лобанов, по левую я; возле Лобанова великий князь Владимир Александрович, возле меня — Константин Константинович.

Государь открывает заседание следующими словами: «Вам памятно, господа, с какой любовью и каким попечением относился мой незабвенный покойный родитель к трудам нашего Исторического общества. Принимая на себя звание председателя оного, я буду стараться следовать его высокому примеру и с такой же сердечностью работать над продолжением начатого им дела. Уверен, господа, что с вашей стороны я встречу полную поддержку в новых плодотворных трудах по исследованию и разработке отечественной истории».

На эти слова Государя я ответил следующими словами: «Прошу позволения у Вашего Императорского Величества принести Вам, Государь, выражение глубокой верноподданнической благодарности Императорского русского исторического общества за оказываемое ему милостивое выражение августейшего внимания, которое послужит залогом успешной деятельности общества в будущем».

Затем под председательством Государя императора я открыл заседание общества следующей речью:

«Россия, вместе с ней и весь просветленный мир, взрывом сердечной, неподдельной [благодарности] увековечили светлые черты императора Александра III.

Не сегодня, не здесь говорить о его неустанных трудах на пользу, на благополучие русского народа, но сегодня, но здесь пред августейшим ближайшим свидетелем и державным преемником трудов сих, пред собранием людей, живо и благодарно памятующих отзывчивость покойного Государя к стремлению, нас всех в одно общество связующему, да позволено мне будет обратиться воспоминанием к неизменно близкому, покровительственному его в судьбах наших участию.

Главной основной мыслью учреждения Русского исторического общества послужило то убеждение, что история нашего Отечества сделается тем более привлекательной, чем более она будет известна; что лучшим способом сделать ее известной является беспристрастное напечатание имеющих значение актов, документов, хранившихся недоступными в архивах, а по напечатании имеющих дать прочную основу исторической литературе. Необходимость такого обнародования делалась тем более ощутительной в первые годы царствования императора Александра II, что при отсутствии серьезного исторического материала, при постоянно увеличивавшемся расположении русского народа к изучению своей истории в печати появлялись только произведения, в большей части случаев неудовлетворительные, как вследствие неполноты передававшихся фактов, так и происходившей отсюда неверности в их оценке. Подобные преграды в успехах отечественной истории были особенно значительны в сфере послепетровского времени. До второй половины нынешнего столетия отечественная история предшествовавших полутораста лет оставалась почти неизвестной русской публике. За отсутствием отечественных научных трудов приходилось довольствоваться иностранными сочинениями, по скудости сведений, а иногда и по недобросовестности, представлявших события в неверном виде.

Наступившие по воцарении императора Александра II облегчения печатному слову положили начало появлению, преимущественно в повременных изданиях, сообщений о делах XVIII и XIX веков, но сообщения эти, отрывочно, неразборчиво передававшие самые разнообразные и случайно попавшиеся события, обращали не себя внимание своим характером новизны и нравственной особенности более, чем научной правдивостью.

Жаждавшему узнать свое прошлое русскому народу подносилась только неприглядная картина слабостей и недостатков, влиявших на судьбы его; возвышенные, существенные стороны нашей государственной, жизненной деятельности, создавшие великую и весьма нам дорогую Россию, в литературе шестидесятых годов, за редкими исключениями, силой обстоятельств обходились молчанием, разрушавшим народную веру и в себя, и в правившие им силы.