Дневник, 1893–1909

В понедельник 6 марта после общего собрания Государственного совета ко мне заехал Сольский поговорить о предстоящем в Комитете финансов обсуждении проекта Витте о разрешении совершать сделки на золотую монету. Я воспользовался этим, чтобы убеждать его, что он по званию председателя Департамента экономии должен заботиться о назначении Шидловского. Сольский ответил мне, что это невозможно вследствие сопротивления, оказываемого государственным секретарем Плеве. В это самое время взошел великий князь Михаил Николаевич, и я стал ему говорить то же самое, великий князь подтвердил, что Плеве находит Шидловского слишком молодым для такого назначения.

Я отвечал, что Плеве просто боится подвергнуться гневу Витте. Сольский, хотя и дрябло, как все, что он делает, однако произнес какие-то слова в мою поддержку. Великий князь сказал, что, действительно, и Бунге просил его о том же, и что это можно будет сделать к Пасхе. Тогда я начал настаивать на необходимости сделать это немедленно, предсказывая, что если дело затянется, то Витте забежит к Государю и будет настаивать на том, что назначение Шидловского будет началом систематической ему в Совете оппозиции и т. п. Я напомнил великому князю, что именно в таких условиях был назначен членом Совета Розенбах, несмотря на противодействие Ванновского.

29 марта. Среда на Страстной неделе. На днях умер Вышнеградский — олицетворение грустных годов царствования Александра III. То был человек, чрезвычайно богато от природы одаренный, но лишенный всякого нравственного чувства и преследовавший в жизни почти исключительно личные цели, да и в личных целях почти исключительно одну наживу[437]. Сын бедного священника, начав карьеру с преподавания математики за крайне умеренную плату, он оставляет многомиллионное состояние, нажитое всякого рода мошенничествами сначала при подрядах по Артиллерийскому ведомству, потом при управлении Юго-Западными железными дорогами и, наконец, при всякого рода конверсиях и самых разнообразных денежных биржевых операциях под ведением его как министра финансов. По этой должности он имеет одну, пожалуй, немалую заслугу. Он упорно настаивал на сокращении расходов и достиг сведения росписи без дефицита, но экономическое развитие сил страны, на коем исключительно зиждятся прочные финансы, не было доступно его пониманию, и если, может быть, он и мог бы уразуметь его важность, то он не очень стремился к этому уразумению, которое могло доставить ему барышей, легко осуществляемых верчением бумажек и металлов. Вышнеградский, проходя темную дорогу к власти и почестям, нажил тесные связи с сомнительными личностями и остался до конца дней своих в зависимости от подобного рода связей. Около него грела руки шайка негодяев, с которыми он должен был считаться, опасаясь скандалов. Бывший товарищ министра финансов, известный своей прямотой и честностью, Николаев рассказывал мне не одну грязную проделку Вышнеградского, состоявшего под начальством Николаева, а занимавший должность директора Кредитной канцелярии сначала при Бунге, а потом при Вышнеградском Верховский, известный мне со дня выхода из университета и поступления на службу ко мне в Сенат, бросил выгодное во всех отношениях служебное положение, только чтобы избавиться от соприкосновения с делишками, кои у него на глазах обделывал господин министр финансов.

Назначение Вышнеградского министром финансов было поворотной точкой в приемах царствования Александра III. Оно ознаменовало исчезновение преклонения перед существовавшими порядками и общественным характером состоявших во власти людей. То был первый пример бесцеремонного возвеличения темного человека по каким-то темным интригам. Это разнуздало политические аппетиты разных пронырливых негодяев, которые стали успешно ломиться в недоступные им дотоле двери пользовавшихся еще некоторым уважением учреждений.

Если бы порядки эти продлились еще несколько лет, то наступило бы в полном смысле царство коммуны, то есть власть перешла бы всецело в руки людей без прошлого, без образования, без политических видов, без нравственных начал, преследующих дружными усилиями одну цель — удовлетворение своих животных аппетитов.

Нетрудно догадаться, в какой мере такие порядки скомпрометировали бы монархическую власть и приблизили бы возможность всякой неурядицы, вызванной народным неудовольствием.

В течение ныне шесть месяцев продолжающегося царствования Николая Александровича высших назначений удостоились люди иного пошиба: Лобанов, Хилков Шидловский, Голубев, Мордвинов, Шувалов, Сакен. Все это невесело людям, пользовавшимся расположением Александра III, но они еще не унывают и надеются удержать власть и усилиться в будущем. Правда, что люди как Витте, Муравьев и Плеве замечательно умны и способны, хотя принадлежат к категории тех людей, о коих Гизо сказал однажды в палате: «La France n’a besoin ni d’hommes capables de rien, ni d’hommes capables de tout[438]».