Дневник, 1893–1909

Министр финансов Витте представил Государю записку о том, что никакие финансы невозможны без упорядочения крестьянского управления крестьянской собственности, крестьянского труда. Государь приказал передать эту записку в Комитет министров, который принял мнение Витте и постановил заключение о назначении комиссии, которое и было утверждено Государем.

Пред отъездом в Карлсбад Витте говорил с Государем о комиссии, причем Государь выразил намерение лишь осенью назначить членов. Тогда Витте настаивал о назначении делопроизводителя, который бы немедленно занялся собиранием материалов, долженствующих лечь в основу суждений комиссии, и при этом указал на Алексея Оболенского. Государь и с этим выбором, и с необходимостью немедленного назначения согласился, но затем явился к нему Дурново, который (по собственным своим словам) чуть не бросился на колени пред Государем, умоляя его отстранить кандидатуру Оболенского как человека преданного тем опасным реформам Александра II, которые привели к столь печальному концу царствования. И, так или иначе, но Оболенский назначен не был, а все осталось в выжидательном положении!

13 августа. В 10 часов вечера отправляюсь в Москву. Поезд набит народом.

14 августа. В 11 часов приезжаю в гостиницу «Славянский базар», где мне удалось достать комнаты лишь благодаря протекции Победоносцева, основанной на том, что гостиница эта построена на земле, принадлежащей Синоду. Все московские гостиницы переполнены людьми, съехавшимися ко дню открытия памятника Александру II[526]. Захожу к Победоносцеву, который также живет в «Славянском базаре», по обыкновению хнычет, и на этот раз темой служит: 1) приезд Государя не ко дню Успения, который можно назвать храмовым праздником Москвы, а лишь после обедни, 2) что у великого князя будет бал, а не раут в день открытия памятника, так что утром будет «Вечная память»[527], а вечером «плясовые поминки». На этот раз, против обыкновения, я с ним согласен.

Расписавшись у великого князя генерал-губернатора, еду с визитом к Юсуповым. Они живут в своем доме у Красных Ворот, кои некогда отделяли Москву от Сокольников. Часть дома построена еще при Иоанне Грозном и служила охотничьим дворцом. Петр II в вознаграждение князя Юсупова, который участвовал в суде и судебном приговоре над Меншиковым, подарил ему и поместья, пожалованные Меншикову за Полтавскую битву[528], и этот дворец, который теперешние владельцы отделали заново, но с сохранением строгого русского стиля XVII столетия, так что здание представляет из себя архитектурный музей и, признаюсь, для меня не представлялось бы привлекательным жилищем. Меня интересовал портрет Петра II во весь рост, на котором кресло с изображением на спинке шифра Петра II в стиле того времени подтвердило мою догадку относительно ширм, купленных Государем из числа вещей, оставшихся после князя Лобанова, а также экрана, поднесенного мной нынче весной Государю с такими же шифрами. Посидев чуть не целый час с любезными хозяевами, отправляюсь гулять пешком в Сокольничий парк. Обедаю в гостинице «Эрмитаж». Два брата Долгорукие и министр путей сообщения Хилков.

15 августа. Суббота. Утром приходит ко мне государственный секретарь Плеве, с коим и происходит следующий любопытный и характерный разговор:

Плеве: «Я пришел, Александр Александрович, просить у Вас совета и содействия».

Я: «Что прикажете?»

Плеве: «13 октября будет праздноваться пятидесятилетний юбилей великого князя[529] как генерал-фельдцейгмейстера. Между членами Совета есть предположение о том, чтобы Совет присоединился к этому празднованию».

Я: «Что же Вы предполагаете сделать?»

Плеве: «Предполагается поднести поздравительный адрес с выражением желания поставить портрет великого князя, а затем учредить стипендию».

Я: «Признаюсь, я не совсем понимаю, как Совет присоединится к артиллерийскому празднику».

Плеве: «Я думаю внушить Сольскому, чтобы он созвал чрезвычайное общее собрание Совета, в коем и было бы сделано надлежащее по этому предмету постановление».

Я: «Но разве Учреждение Государственного совета допускает созыв подобных общих собраний по предметам, не указанным в учреждении?»

Плеве: «Можно бы испросить особое высочайшее разрешение».