Дневник, 1893–1909

16 августа. Воскресенье. Вставши в 8 часов, читаю «Московские ведомости» и в них рескрипт Победоносцеву, когда он входит ко мне, сияющий от удовольствия. В особенности он доволен концом, где ему чуть ли не отводится место среди московских мощей. Забавно, что он изображается в рескрипте как олицетворитель царствования и реформ Александра II, когда Александр II назначил его обер-прокурором по настоянию цесаревича Александра Александровича, поддержанному Валуевым. При назначении его он сказал Палену, который передавал мне это, что Победоносцев иезуит и что в этом выборе придется впоследствии раскаяться. В виде выражения своего несочувствия Александр II назначил Победоносцеву 12 тысяч рублей жалованья, тогда как все остальные министры имели оклад 16 тысяч рублей. Последняя сумма была назначена ему недавно по представлению Витте. Любопытно еще, что в лице Победоносцева рескрипт комплиментирует[533]судебное ведомство, образованное согласно уставу 1864, тогда как Победоносцев ко всей судебной реформе относился несочувственно и был главным вдохновителем Александра III к реформам отца и, в особенности, к реформе судебной.

В 10 часов отправляемся в Успенский собор. В группе членов Государственного совета стоят, между прочим, маленький Танеев и граф Муравьев. Первый подходит ко мне и спрашивает, доволен ли я рескриптом Победоносцеву, им написанным.

Я отвечаю, что я прочитал рескрипт со вниманием и не нашел ни единого слова, к коему можно было бы придраться, а, напротив, нахожу все изложение прекрасным.

Этот ничтожный человек, которому по собранным мной сведениям рескрипты пишет один из его подчиненных (Нольде), продолжает: «А Константин Петрович, говорят, недоволен».

Я: «Это неправда, потому что он мне говорил противное».

Графа Муравьева (министра иностранных дел) начинают расспрашивать о подписанном в тот же день циркуляре, приглашающем европейские державы участвовать в конгрессе, имеющем целью разоружение[534].

Рооп спрашивает Муравьева, были ли предварительно спрошены великие державы и достигнуто ли с ними соглашение. Муравьев отвечает: «Oui, plus ou moins, vaguement, car si nous etions alles dans les details, personne n’aurais consenti[535]» (sic). Я: «Alors au fond. L’idee principale, c’est que cela fait bien dans le paysage[536]».

Муравьев: «Parfaitement. Cela fait bien dans le paysage[537]».

Посередине обедни великий князь Михаил Николаевич, которого здоровье в последнее время очень ухудшилось, вышел из собора и пошел к себе в Николаевский дворец. Сопровождаю его. Сидим с полчаса, толкуя о том, что около нас происходит. Сообщаю ему о готовящемся в честь его торжестве. Отвечает, что, по его мнению, торжеству нет основания, потому что генерал-фельдцейгмейстером он назначен в 16 лет, после чего еще четыре года продолжал курс учения и только по достижении 20 лет вступил в исполнение фельдцейгмейстерских обязанностей. Празднованию со стороны Совета не видит и подавно никакого основания. 13-го октября его не будет в Петербурге. Он, вероятно, будет находиться у своего сына Александра в грымском его имении Айтодоры. Сожалеет, что ему не удалось провести в генерал-губернаторы двух кавказских ветеранов, приехавших на сегодняшнее торжество в Москву. Выражает надежду, что удастся убедить Государя назначить генерал-фельдмаршалом дежурящего в этот день при Государе графа Милютина. Ко времени окончания обедни возвращаемся в собор. Между обедней и открытием памятника закуской для присутствующих, которые постарше в Золотой палате. В 2 часа Государь обходит войска, потом церемониальным шествием императорское семейство восходит на эстраду, пред памятником продолжительное молебствие, сдергивание завесы со статуи, парад.

Памятник неважный. Монумент должен владычествовать над окрестностью, а здесь фигуру императора, окруженную с трех сторон галереями, приходится отыскивать и усмотреть можно лишь с лицевой стороны. Издалека видна лишь верхняя часть статуи; так что император не то сидит в ванне, не то увяз в болоте. Проект нарисован аматером Жуковским, которому Александр III и поручил осуществление этой неудачной фантазии; за что сегодня Жуковский (вдохновитель) получил 5 тысяч рублей пожизненной пенсии, точно так же, как архитектор Султанов (действительный фронта).

В 8 часов парадный [обед] в мундирах на 900 человек в Георгиевской зале. Сижу возле Ванновского, которому говорю комплименты за рекомендование в преемники Куропаткина. По общей человечеству слабости Ванновский доказывает, что до сих пор все, сделанное Куропаткиным, не более как приведение в исполнение проектов, заготовленных им, Ванновским, как например: финляндский военный закон[538], предельный возраст службы.

После обеда Их Величества более часа разговаривают с своими приглашенными гостями.

Вечером приезжает ко мне Велепольский и всецело подтверждает сказанное мне о Польше Имеретинским.