Дневник, 1893–1909

На другое утро я должен был ехать посмотреть Сан-Ремо с военным министром Куропаткиным, который проживал в Болье. Приехав на станцию и не видев меня, он зашел в нашу гостиницу и, увидав меня, а также убедясь в несостоятельности представителей местной власти, он отправился к монакскому губернатору с требованием быстрого и тщательного производства следствия. Это требование имело результатом поимку преступника. Компания, держащая игры на откупу, платит около миллиона франков в год прессе за ее молчание. В настоящем случае полиция уже имела подозрения на Гурко, но считала более выгодным для княжества ввиду наступления сезона предоставить двум русским подданным, замешанным в дело, разделаться между собой.

На другое после преступления утро произошло следующее: прежде всего, на рассвете полицейские агенты нашли в соседнем саду мою шкатулку, взломанную, с похищенными из нее (около 60 тысяч франков) деньгами. Там же валялась часть сломанной на голове моей трости, а так как трость была известна, потому что Гурко многим похвастался, что может ей с одного удара убить человека, то владельца палки не трудно было обнаружить.

Сам преступник утром сел в трамвей[554] (оригинал) и катался по городу. В одной с ним карете оказался дворецкий гостиницы «Hotel de Paris», который знал Гурко и спросил его, слышал ли он о совершенном в ту ночь преступлении. Собеседник его смутился при этом вопросе и уронил на пол трость. Дворецкий заметил, что трость не та, с которой он являлся ежедневно в ресторан, и что притом он старался поднять ее одной левой рукой, а правую не вынимал из кармана (потому что она была мной искусана). Вернувшись домой, дворецкий немедленно рассказал все находившемуся поблизости полицейскому комиссару. Между тем пришел прокурор, которому все было немедленно сообщено с присовокуплением, что виновник преступления Гурко, живущий в «Hotel de Londres». Прокурор немедленно отправился в «Hotel de Londres», где ему сообщили, что Гурко накануне вернулся домой весьма взволнованный и без сапогов, сказав, что он потерял сапоги, катаясь на бисикле (в действительности он по нашей гостинице ходил в войлоковой обуви). Утром он спросил счет и, покуда ему отдавали сдачу, он держал руки под столом. Затем уехал в Париж. Прокурор бросился на железнодорожную станцию, где узнал, что парижский поезд отошел за четверть часа пред тем. По всей линии немедленно послана была телеграмма об арестовании человека с искусанной рукой и крупной суммой денег. По этим приметам Гурко был арестован тотчас по приезде в Париж в момент выхода из вагона.

По ходатайству его родителей русский в Париже посол пытался достигнуть выдачи его русскому правительству, но дело получит путем журналов всемирной огласки. Драма оканчивается тем, что брат преступника привозит ему яд, которым он и отравляется.[555]

1899

Январь

4 января. Возвращаемся в Петербург.

Нахожу здесь ход правительственных дел в незавидном положении. Общее по всякому вопросу отсутствие определительности взглядов и твердости действия. Вот один из поразительных тому примеров, могущих служить доказательством сказанного. Вследствие продолжившегося свыше ожидания пребывания Государя в Крыму Витте написал ему письмо о необходимости Комиссии по крестьянскому делу. Государь ничего не отвечал ему, а письмо передал Победоносцеву, который по обыкновению раскритиковал то, что не от него исходило. Пред наступлением нового года Витте, изготовляя доклад, при коем должен был быть представлен отчет, упомянул в конце финансовых соображений о необходимости урегулировать положение крестьян, труд коих служит основой денежных средств государства. Доклад был послан Государю, который не только его утвердил, но еще сделал на полях отметки о полном согласии со взглядами, высказанными относительно крестьянского дела.

Вслед за тем, конечно, можно было ожидать, что назначение комиссии состоится, но вместо того Дурново отправился ходатайствовать, чтобы такого назначения не делалось, и на эту просьбу последовало также согласие, выраженное приказанием «повременить», так как множество возбужденных вопросов волнует ныне общество.

Ход другого важного государственного вопроса не менее назидателен и печален.