14 января.
Визиты: старикам Бобринским, Победоносцеву, который хватается за голову и отчаивается в том, что рекомендовал Горемыкина в министры внутренних дел. Дает зарок, что никогда больше никого рекомендовать не будет. Да, впрочем, вероятно, никогда его больше и не спросят.В первый день своего назначения министром внутренних дел Сипягин приехал к Победоносцеву и сказал: «Я знаю, что Вы имеете ко мне антипатию, и потому приехал к Вам первому, чтобы просить Вас не выказывать Вашей антипатии до тех пор, пока я [не] заявлю о себе действиями».
17 января.
Понедельник. Еду в заседание общего собрания Совета. За время моего отсутствия поназначали такое множество членов, что не хватает мест.После заседания иду в кабинет великого князя и прошу его испросить высочайшее повеление о назначении меня присутствовать в Департаменте законов.
Великий князь с удивлением: «Простым членом?»
Я: «Я не сделал этого ранее вследствие моих дурных отношений к Островскому. Теперь, когда он заменен Фришем, с которым я 50 лет в хороших отношениях, я готов работать под его председательством».
Великий князь: «Он старше Вас».
Я: «И годами, и выпуском моложе, но чином старше».
Великий князь выражает свое удовольствие.
Февраль
26 февраля.
В Департаменте законов при участии трех остальных департаментов слушается внесенное по высочайшему повелению из Совещания о дворянстве дело о порядке приобретения дворянства.[588]В начале заседания Менгден и Андрей Сабуров предлагают установить, чтобы дворянство жаловалось не иначе, как особым актом верховной власти, то есть чтобы, приобретя дворянство чином или орденом, предстояло еще получить специальный за державной подписью акт о даровании прав дворянства.
Это предложение отвергается и затем начинается прение о том, какие именно служебные отличия должны давать дворянство. Витте с большой горячностью: что не надо стеснять теперешних правил и что вообще получение дворянства должно оставаться наградой чиновникам за продолжительную службу. На это возражает Победоносцев, предлагая давать на будущее время дворянство лишь тем чиновникам, кои будут получать чин тайного советника или орден Владимира II степени. После некоторого между ними по сему предмету […][589]
происходит спор, после которого, обращаясь к председателю Фришу, я говорю, как мне помнится, приблизительно следующее:«Ввиду заявленного сейчас мнения о том, что жалованье дворянства должно рассматриваться как награда чиновникам, я полагаю необходимым выяснить, какой именно взгляд должен лечь в основание
После освобождения крестьян они были всецело предоставлены самим себе. Предполагалось, что многомиллионное множество единиц будет жить одна возле другой на правах полного равенства. Признаюсь, я не верю, чтобы какие бы то ни были[590]
человеческие общества могли существовать, имея основанием равенство. Между людьми всегда будут богатые и бедные, умные и глупые, даровитые и бездарные. Это неравенство всегда дает превосходство одним над другими и не только превосходство, но и властное влияние. Как часто в этих самых стенах слышатся сетования на кулаков, ростовщиков, скупщиков и т. п., высказывается надежда обуздать этих вредных для крестьянства людей, обуздать их административными мерами, но надежда эта несбыточна. Полагают также, что усиление чиновничьего надзора поможет делу, но а в этом я сомневаюсь. Человек, принадлежащий к другой местности, незнакомый с местными интересами, имеющий на первом плане заботы о своем собственном благосостоянии и повышении, никогда не будет иметь доверия местного населения, а, следовательно, и возможности влиять на него.