Забыл сказать, что вчера, вернувшись из госпиталя, прошёл мимо своего дома — темно — и уткнулся в пост, который стоит как раз за ним. На посту Китаец. Он сейчас в комендантском взводе, ходит караульным. Обнялись, как старые добрые друзья. Долго не разговаривали, я спешил в баню. Договорились позже пересечься, поболтать. Китаец, обнимая меня, сказал: «Как же я рад, Огогоша, что ты живой!»
Вернулся из парикмахерской. В любви не признавался. Но мы с девчонкой, пока стригся, душевно поговорили. Она мне рассказала о том, как живёт. У неё двое детей. Мальчишка четырёхлетка и девочка-грудничок. Мальчишка до сих пор не разговаривает. В садик ходит по полтора часа два раза в неделю. Вспомнила, кстати говоря, про Саву, после того как я рассказал о том, в какое чудо превратилась наша таверна. Говорит, он часто к ней ходил, бороду стриг. Поговорили о Дике, погибшем на выходе из Сердца. Ей нравился наш красавчик. Хорошенький был, молодой, как она выразилась. Ещё заходила тема о переживаниях мирняка, что наши доблестные дадут обратку. Сказал, чтобы не переживала. Не дадим. Надеюсь, главнокомандующий нас не подставит.
В любви не признавался, потому что решил сохранить слова для женщины, которую люблю. Думал, позвоню и скажу. Но свет отключили. Поэтому связи с большой землёй нет. Как только дадут электричество, пойду позвоню. Обязательно. Позвоню и скажу всё, что чувствую.
Когда ходил на телефон отправить весточку подписчикам тг-канала, записанную мной тринадцать дней назад, встретил Ковбоя. Говорит: «Огогош, я горжусь тобой. Смотрю на тебя и радуюсь». Ковбой произнёс те слова, которые я хотел сказать ему. Смотрю на него, на наших молодых парней, и горжусь ими.
Успел постираться. Днём отключали свет. Занёс вещи к новому банщику, оставил. После телефона, когда свет дали, встретил его по дороге из штаба. Он ехал на водовозовской машине. Банщика и водовоза совместили. Теперь две работы делает один человек. Банщик помахал мне рукой и крикнул, что закинул мои вещи в стиралку. Святой человек. Тоже, как новый повар, кавказец в летах. На вид за полтос.
Шакай в госпитале, Чик и Костек ещё не вернулись с б. з. Я в доме один. Но сижу всё равно в своём привычном флигеле.
В гости зашёл Калуга. Высушенный какой-то. На б. з. его не пустили. Пока сидит в комендачах. Просится рыть блиндажи на нуле. Вид у него потерянный. Жалкий.
Князь ушёл работать в полевой штаб. В полевом штабе жарко бывает. Ну, сразу было понятно, что в комендачах он долго не просидит. Затоскует по нормальной мужской работе.
Атмосфера в располаге мне нравится. Парни чётко делают каждый свою работу.
На бабье лето не успел. На земле стало так же холодно, как под землёй. У меня во флигеле газовая плита. Зажигаю, чтобы согреться.
Списался с Летучим и Ошем. Боевые товарищи из первого контракта. Летучий сообщил, что Штурман и Композитор — парни, которые меняли нас, когда мы увольнялись, погибли. Ош обрадовался, что я жив. Прямо как ребёнок. Договорились встретиться, посидеть за кружкой пива.
Парень из молодых, что при штабе, спросил, боялся ли я? Ответил, что если скажу: «Мне страшно не было», то сочтёшь за психа или придурка. Молодой засмеялся, а я подумал про себя, что да, боялся. Боялся не справиться и подвести. Но я справился и не подвёл. Более того, мои действия сохраняли человеческие жизни. Не только наших бойцов, но и мирных жителей.
Чех попросил подойти на медпункт. Передал приказ командира: «Лечь в госпиталь!» Я начал бурчать, что со скуки сдохну. Чех повторил: «Приказ!» Добавил, дескать, тебе потом будет проще получить выплаты, которые положены раненым. Какие выплаты за осколок в ноге? Я думал, у нас выплаты только тяжёлым положены.
Мне, пятидесятилетнему солдату, трогательно было узнать, что командир отряда беспокоится о выплатах подраненным бойцам. Благородно. По-офицерски.
Завтра с утра поедем с Ибрагимом в госпиталь. Сказали, дней на пять. Новое пространство, новые люди, ещё одна Тропа ярости (физически не переношу больниц!), ни разу мной не хоженная.
Глупое солдатское радио. Будто кривое зеркало. Только искажает не видимое, а услышанное. Искажает изрядно. До меня доходила информация, что на выходе из Сердца погибло то ли шесть, то ли семь человек. В реальности затрёхсотило, и только одного. Причём не на выходе. Боец-чеченец сам выбежал из Сердца и начал фотографировать себя на фоне развалин. Селфился. Его и подранили немцы. Боец, видимо, забыл, или ему не сказали, что здесь настоящая война, на которой нет места тиктокерским привычкам. Если хочешь остаться живым, естественно.