Дневник доктора Финлея [сборник litres]

– Вы меня разыгрываете сэр. Эти монастырские ворота – они деревянные, с тремя поперечинами, и они никогда не закрываются. Да, они открыты, и именно так было в тот вечер, о котором вы спросили.

– Спасибо тебе, Джок. Еще один вопрос: девушка выглядела расстроенной, измученной, избитой?

Джок от души рассмеялся:

– Вы, конечно, шутите, сэр. Девушка была в приподнятом настроении, смеялась, болтала и пела всю дорогу домой. «Теперь я поразвлекаюсь, Джок, – говорила она, – и заработаю денег, как нечего делать».

– Она заплатила тебе что-нибудь за твою помощь?

– Конечно заплатила, сэр. Она достала из сумочки десять шиллингов. Я не хотел брать, потому что подумал, что было бы лучше еще как-нибудь покататься с ней вечерком.

– Джок, ты человек слова. Значит, тебе показалось, что она могла бы тебя развеселить?

– Именно, сэр.

– Значит, она не была избита, измучена, с порезанными и кровоточащими руками?

– Сэр! Теперь вы опять меня разыгрываете. На ней не было ни царапинки. Она была свежа, как маргаритка.

– Спасибо, Джок. Каждое слово, произнесенное тобой, похоже на абсолютную правду.

Адвокат обвиняемой стороны поднялся со своего места.

– Боскоп! – обратился он к Джоку, оставшемуся на трибуне. – Разве о вас не говорят как о пьянице, который за бутылку хорошего виски готов сделать или сказать что угодно?

– Покажите мне человека, который так говорит, и я заставлю его взять свои слова обратно.

На галерее воцарилась мертвая тишина, потом какой-то человек встал и закричал во всю глотку:

– Я знаю Джока Боскопа всю жизнь и ни разу не видел его пьяным и не слышал от него неправды!

– Достаточно, Боскоп, – сказал адвокат защиты.

Когда Джок удалился, поднялся мистер Кохрейн:

– Могу я попросить мисс Лейн выступить в качестве свидетеля?

Под громкие аплодисменты толпы она вышла на трибуну, и Кохрейн обратился к ней со следующими словами:

– Мисс Лейн, у нас есть отчет, который опровергает ваши письменные показания. Во-первых, монастырские ворота. Вы описываете их как высокую стальную конструкцию, плотно закрытую, со стальными шипами, которые царапали и рвали ваши руки. Признаете ли вы, что это описание есть полная и преднамеренная ложь?

– Я хотела, чтобы все выглядело как можно хуже.

– Значит, вы солгали! Не по этой ли причине вы, вместо того чтобы просто выйти через парадную дверь, спускались по веревке из окна?

– Да, то же самое.

– А когда вы приехали в отель «Рояль», вы смиренно попросили маленькую комнату или гордо требовали лучшие апартаменты в отеле – номер принцессы?

– Я потребовала номер принцессы.

– И попросили, чтобы вам прислали из хранилища всю вашу красивую одежду?

– Зачем мучить меня, сэр? Я оделась во все самое лучшее и отправилась навестить мистера Альберта Кадденса.

– Вы обольстили его?

– В этом не было необходимости. Увидев меня, он упал, как поверженный бык!

За этим последовал смех, который тут же был подавлен.

– Вы были в отличной форме, когда он повел вас посмотреть на красивую спортивную модель «ягуара», которую хотел подарить вам.

– Я люблю красивые машины.

– В тот же день, одобрив «ягуар» и имея в кармане чек от «Геральд» на пятьсот фунтов, вы с радостью отправились в город, обналичили чек в банке и на все эти деньги купили себе шляпу, прозрачные шелковые чулки, пару прекрасных желтых перчаток из оленьей кожи, большую коробку шоколадных конфет от Фуллера и пару лучших лакированных туфель. И после этой оргии роскошных трат на себя вы купили для мистера Кадденса, вашего престарелого любовника, очень дешевый галстук в «Вулворте»! Вернувшись домой, вы надежно заперли остаток денег от «Геральд» в своем чемодане – добрую сумму, более четырехсот фунтов.

– Да, я заперла их, и они мне еще очень пригодятся. Я вляпалась в такое дерьмо, что никогда из него не выберусь. Если бы только я могла вернуться в монастырь, снова обрести покой. Теперь я понимаю, что была там по-настоящему счастлива. Мы молились, но у нас было много игр и развлечений, и мы гуляли по окрестностям. И должна смиренно признаться, что молитвы мне начали нравиться. Они дали мне понять, что Господь Бог с нами и что мы – его дети.

Когда она не выдержала и заплакала, началось столпотворение: раздались не только крики оскорбления, но и сочувствия и жалости. Посреди всего этого гвалта со своего места в первом ряду зала поднялась женщина в аккуратном светло-сером платье, подошла к плачущей девушке, протянув руки, обняла ее и крепко прижала к себе:

– Конечно, ты можешь вернуться ко мне, мое бедное дитя, когда тебе будет позволено это сделать. Там нет ни карцеров, ни стальных ворот с решеткой и гвоздями поверху. Ты вернешься в большой и прекрасный сад, в маленькую часовню, где сможешь молиться когда захочешь, прежде всего, о прощении и забвении, которые со временем исцелят твои раны. Любовь победит все.