Дневник горничной

— Нет… а что?.. что-нибудь в ребусе?..

Она пожала плечами и прикусила губы:

— Дело совсем не в ребусе!.. Так ты ничего не замечаешь?.. Впрочем, ты никогда ничего не замечаешь…

Барин обвел изумленным, вопросительным, страшно комичным взглядом поочередно ковер, потолок, туалет, дверь…

— Право нет… что такое?.. Значит, здесь есть какая-то новость, которой я не заметил… Честное слово, ничего не вижу!..

Барыня сделала вдруг печальное лицо и вздохнула:

— Роберт, ты меня больше не любишь…

— Как… я тебя больше не люблю… Это уже, знаешь, слишком!..

Он встал, потрясая модным журналом…

— Как… я тебя больше не люблю… — повторил он… — Придет же в голову!.. Зачем ты это говоришь?..

— Нет, ты меня больше не любишь… потому что, если бы ты меня любил… ты бы заметил одну вещь…

— Но какую вещь?..

— Ну!.. ты бы заметил мой корсет…

— Какой корсет?.. Ах! да… этот… Вообрази! я и на самом деле его не заметил… Какой же я дурак!.. Ах! но знаешь ли, он — очарователен… восхитителен…

— Да, теперь ты находишь это… а на самом деле тебе наплевать… И я тоже, дура!.. Стараюсь изо всех сил украсить себя, носить вещи, которые бы тебе нравились… А тебе наплевать… В конце концов, что я такое для тебя?.. Ничего… меньше, чем ничего… Ты входишь сюда… и что же ты прежде всего смотришь?.. Этот пошлейший журнал… Что тебя занимает?.. Какой-то ребус!.. О! миленькую жизнь ты мне устроил… Никого не видим… никуда не выезжаем… живем, как волки… как нищие…

— Ну… ну… прошу тебя!.. не сердись… Ну!.. Во-первых, как нищие…

Он хотел подойти к барыне, обнять ее за талию… поцеловать. Но та раздражалась все более и более. Она грубо оттолкнула его:

— Нет, оставь меня… Ты меня раздражаешь…

— Дорогая моя… послушай… женка моя…

— Ты меня раздражаешь, слышишь?.. Оставь меня… не подходи ко мне… Ты — грубый эгоист… лежебока… Ничего не можешь сделать для меня… негодяй! Вот тебе!..

— Зачем ты так говоришь?.. Это безумие. Полно… не раздражайся так… Ну, да… я был неправ… Я должен был сейчас же заметить этот корсет… этот прелестный корсет… Как это я его сейчас же не заметил?.. Просто не понимаю! Посмотри на меня… улыбнись мне… Боже, как он хорош!.. и как он к тебе идет!..

Барин уж слишком приставал… Он надоел даже мне, хотя мне до их ссоры не было никакого дела. Барыня топнула по ковру ногой и, приходя все в более и более нервное состояние, с побледневшими губами, стиснув руки, засыпала:

— Ты меня раздражаешь… ты меня раздражаешь… ты меня раздражаешь… Понял?.. Убирайся!

Барин продолжал лепетать, но уже проявляя некоторые признаки раздражения:

— Милая моя!.. Это неразумно… Из-за какого-то корсета!.. Это не имеет никакого отношения… Ну, дорогая моя… посмотри на меня… улыбнись мне… Право, глупо причинять себе столько мучений из-за какого-то корсета…

— Ах! ты мне, наконец, надоел!.. — разразилась барыня тоном настоящей прачки… — меня от тебя тошнит!.. Убирайся ко всем чертям!..

Я кончила зашнуровывать барыню. Как раз при этих словах я встала, в восторге от мысли, что обнажались предо мною эти чудные души и как я их потом унижу перед собой… Казалось, оба забыли о моем присутствии… Сгорая желанием узнать, нем кончится эта сцена, я притаилась в молчании…

Тогда барин, долго сдерживавший себя, в свою очередь пришел в ярость, свернул модный журнал и с силою швырнул его на туалетный столик…

— Э, черт меня подери!.. Это уж чересчур надоело!.. Постоянно одна и та же история… Что бы ты ни сказал, что бы ты ни сделал, с тобой обращаются, как с собакой… Постоянные грубости, брань… Довольно с меня подобной жизни… Твои рыночные замашки… я сыт ими по горло… И, сказать тебе?.. Корсет твой… корсет твой — гнусен… Это — корсет публичной девки…

— Негодяй!..

С налившимися кровью глазами, с пеною у рта, со стиснутыми кулаками, она угрожающе наступала на барина… И ярость так душила ее, что слова вылетали у нее изо рта, точно хриплая икота…

— Негодяй!.. — зарычала она, наконец… — ты смеешь со мной так говорить… ты?.. Нет, это — неслыханно… Когда я подобрала в грязи этого жалкого субъекта, увязшего в долгах… опозоренного в своем кругу… когда я вытащила его из навоза… а! тогда ты не был так горд!.. Ты чванишься своим именем, не правда ли? Своим титулом… а! они были так чисты, эти имя и титул, что ростовщики не давали больше тебе под них пяти франков… Можешь взять их себе назад и подтереться ими… И этот господин, которого я купила и содержу, смеет еще говорить о своем происхождении… о своих предках… Я за них больше вот чего не дам… вот чего… А что касается до твоих предков, мошенник, попробуй-ка заложить их; посмотрим, даст ли тебе кто-нибудь хоть десять су за их холуйские, лакейские морды! Больше ни вот этого, ты слышишь! никогда… никогда!.. Убирайся опять в свои притоны, шулер… к своим проституткам, Альфонс!..

Она был ужасна… Жалкий, дрожащий, согбенный, растерянный барин отступал назад перед этим потоком грязи… Он добрался до двери, заметил меня… и исчез, а барыня закричала еще раз, уже в коридоре, ему еще более охрипшим, ужасным голосом:

— Содержанец… подлый содержанец!..