Дневник историка (2015–2018)

Погода установилась осенняя: холодно и периодически идут дожди, сильный ветер. Практически каждый день по несколько раз присылают информацию об ухудшении погоды.

10 июня

Вчера и сегодня просматривал «Критический словарь русской революции: 1914–1921». Немецкому словарю «Основные исторические понятия» он явно уступает, тем не менее его полезность очевидна. Вместе с тем он еще раз убеждает в том, что многотомник следовало бы предварить вводным томом о понятиях. Начал размышлять над общей историографической статьей для десятого тома, как мне кажется, основной подход вырисовывается. В четверг на эту тему буду говорить с Кириллом. Если удастся, то за лето статью можно будет сделать. Одновременно пора поразмышлять над вводной статьей для четырехтомника «Общественная мысль в России». Историографический раздел написал Леонид. Кроме того, за мной вводная и заключительная статьи для третьего тома. Так что в отпуске будет над чем поразмышлять.

Погода по-прежнему неустойчивая: холод и периодически идут дожди. Небо напоминает осеннее, облака стальные. Пора бы погоде прийти в норму.

11 июня

Вчера обсуждали с Кириллом кое-какие идеи будущей статьи «Кризис империи как историографическая проблема» для журнала «Российская история».

Многообразие коннотаций понятия «кризис» в историографическом пространстве обусловлено множественностью его интерпретаций сторонниками и последователями различных идеологических «школ» и «школок» в отечественной и зарубежной историографии. В подавляющем большинстве случаев данное понятие используется для характеристики некоего переходного состояния от «плохого» к «худшему». Согласно данной векторной трактовке кризис приводит к непредсказуемым катастрофическим переменам. Однако есть и другая интерпретация этого понятия, суть которой сводится к тому, что кризисы представляют объективно необходимый в развитии природы и общества «стадиальный компонент», фиксирующий и отражающий их переходное состояние в новое качество. В этом смысле суть политической и социальной инженерии состоит в том, чтобы вовремя «уловить» «кризисные сигналы» и попытаться перевести их в эволюционное русло. Если же инструментарий этой инженерии несовершенен, то кризис приобретает «взрывной» и непредсказуемый характер. Иными словами, от качества настройки политического и социального «сейсмографа» зависит перевод объективно назревшего кризиса либо в мирное эволюционное, либо во взрывное революционное русло. По сути, исследователи политических и социальных процессов должны выступить в роли экспертов объективных и субъективных способностей и возможностей власти и общества дать своевременный диагноз логике и тенденций исторического развития страны в соответствующий отрезок времени.

Если попытаться в данной логике понимания «кризиса» рассматривать процессы в пореформенной России, то можно констатировать, что после поражения в Крымской войне интеллектуальная элита в широком понимании этого слова, учитывая опыт европейских революций, взяла на себя инициативу разработки и осуществления комплекса реформ, которые помогли бы избежать подобного варианта развития событий. История подготовки и реализации Великих реформ 1860-х – 1870-х гг. самым подробным образом описана в отечественной и зарубежной историографии. Констатируя этот непреложный историографический факт, сделаем акцент на следующем важном для нас историографическом выводе о том, что Великие реформы не были системными. Самое главное – они не затронули традиционную политическую систему самодержавного режима, которая, по сути, и играла основную провокативную роль в возникновении и последующей раскрутке системного политического и социального кризиса в России на всем протяжении ее пореформенного развития.

Более того, отказ Александра III от конституционного проекта Лориса-Меликова вызвал цепную реакцию относительно корректировки ряда прежних преобразований, что, естественно, не могло не усугубить положение в стране. С одной стороны, мирный внешнеполитический курс нового царя создавал благоприятные условия для внутреннего развития страны, а с другой – это развитие в разных сферах и на разных уровнях продолжало оставаться асинхронным. Все более сильная включенность России в мировую экономическую систему стимулировала ее экономический рост, который, как это ни парадоксально звучит, способствовал выявлению целого комплекса причин отрицательного характера. Разумеется, речь идет не только о наличии сохраняющихся диспропорций между отраслями экономики, а прежде всего об объективных и субъективных условиях, обеспечивающих ее динамичное развитие.