Дневник. На Поместный Собор. 1917–1918

Во что же теперь обратится это помещение — ресторан для товарищей со служащими и прислугою обоего пола? Кухня совершенно недостаточна. Постоянная и небрежная топка неминуемо, по единогласному признанию всех, поведет тоже к пожару. Таким образом, поджигают Архиерейский дом со всеми его памятниками и святынями со всех сторон. И почему понадобилась такая пертурбация? А потому, что помещение клуба, служащее до сих пор столовою для Снабсева, понадобилось большевикам для театра, так как народ нуждается теперь в «развлечениях» («хлеба и зрелищ»), и поэтому нужно их выселить оттуда в другое помещение, т. е. в Архиерейский дом, единственный до сих пор в Новгороде еще не загаженный. Нужно и его загадить, опакостить, так как чистота его — бельмо на глазу революции и демократизма. Давно уже идут посягательства на Архиерейский дом. Все как-то удавалось отстаивать. Теперь, кажется, пришла очередь и его. Мною даны соответствующие инструкции для борьбы с этим вандальским нашествием. Не сомневаюсь в успехе, при общем настроении, когда, как слышно, конфискуют и реквизируют такие центры религиозной жизни, как Лавра Петроградская*.

Двенадцать часов ночи. Помолился Богу. Иду ложиться спать. Конечно, плохой будет сон. Быть может, и не придется уже возвратиться сюда живым. Каждый день нужно быть готовым к насильственному уходу из сего мира. Боже, Боже! Что Россия переживает? До чего мы дожили? Просвета не видно, а туман все заволакивается.

Понедельник. 15-е января. Петроград. В келье у митрополита Вениамина. Сегодня, по расписанию в час двадцать минут дня, а в действительности в начале четвертого оставил я Новгород, провожаемый духовенством и некоторыми мирянами. Был я не в своем виде — в головном украшении митрополичьем, а в черной камилавке. Ввиду такого позднего ухода поезда, — по современным условиям, слава Богу и за это, — я прибыл в Петроград вместо десяти вечера в двенадцать ночи. За мною выслана была Митрополитом, заранее предупрежденным письмом о моем прибытии, лошадь, и я остановился у Владыки, который поджидал меня с вечернею трапезою. Радостно мы встретились. Но не радостною была наша беседа. Он сообщил о предполагаемом захвате Лавры и реквизиции ее имущества большевиками. Сегодня, во исполнении приказа народного комиссара по призрению г-жи Коллонтай*, в Лавру явился наряд матросов в числе около ста человек и представители комиссариата по государственному призрению для осмотра и реквизиции лаврского имущества. В покоях настоятеля Лавры епископа Прокопия комиссар Лавры представил явившимся реестр лаврского имущества и процентных бумаг, помещенных в банках. Затем осмотрены были ими помещения. Были они и осматривали митрополичье помещение с папиросами в зубах и без всяких признаков почтения к сану. После осмотра всех помещений Лавры представители комиссариата призрения выяснили, что в покоях епископа Геннадия* и Артемия* и в помещениях для приезжих могут быть размещены увечные воины, а секретарские помещения и покои митрополита Вениамина будут отведены под богадельни для старух, которых сюда переведут из вдовьего дома в Смольном. Согласно предположениям комиссариата по призрению, все престарелые, неспособные к труду монахи будут оставлены в секвестрированных помещениях Лавры в качестве призреваемых; трудоспособным монахам будет предоставлена возможность получить работу при Лавре или уйти. Лаврские храмы будут оставаться в неприкосновенности, а богослужения в них будут совершаться по-прежнему (?!). Начинается осуществление декретов. Долго мы беседовали с Владыкой о начавшемся гонении на Церковь. По его предположению ускорению таких репрессий способствовали некоторые иноки, изгнанные из Лавры, по последней ревизии, а равно и назначение Синодом нового настоятеля Лавры епископа Прокопия вместо того, чтобы оставить настоятельство за Митрополитом. По мнению Митрополита, Патриарх и Синод сделали здесь большую ошибку, так как лишили Лавру одного из доводов для защиты ее, как учреждения не синодского, а народно-епархиального.