Дневник одержимого Виагрой

Возможно, это была ошибка. Вероятно, девушке с той фотографии позвонили из «Пентхауса» или еще откуда-то в этом же роде, и ей нужно было срочно бежать, а вместо себя она послала сводную сестру, только что вернувшуюся после того, как в течение двух лет по заданию Корпуса Мира опа чистила сортиры в лепрозории, и у неe еще нe было возможности даже принять душ.

— Это я, милый. Ну, когда мы начнем веселье? — произносит она, присвистывая па слове «веселье».

Будь проклят этот Фотошоп па веки вечные.

Обычно мне трудно вести себя грубо. Но, позавтракав Ксанаксом с пивом и находясь в том особом состоянии опьянения, в которое попадает человек, переживший несколько приступов страха до обеда, я сделал шаг на площадку и закрыл за собой дверь.

— Послушай, я действительно не знаю, как объяснить тебе, но ничего не выйдет. Это фотосъемка для журнала, а ты… ты вовсе не выглядишь как на фотографии, которую я видел. Не пойми меня неправильно… Ты выглядишь замечательно. Но ты не та, которая мне нужна для фотосъемки.

— Все в порядке, солнышко. Отдай мне мои пять сотен, и я уже ушла.

— Твои пять сотен чего?

— Долларов. Джи сказал мне, что это на пару часов… значит, пятьсот. Ему половина, и мне половина.

— Да, это на самом деле должно было быть на пару часов, но… ну, ты не выглядишь надлежащим образом.

— Ну и что, мне все равно нужно… положено заплатить Джи.

Приступы страха следуют один за другим удивительно быстро: через каждые четыре-пять секунд. Мое сердце похоже на гранату с выдернутой чекой, перед тем как ее положат в цилиндр миксера для краски.

— Хорошо, послушай, — произнес я, вытаскивая бумажник. — Вот твои двести пятьдесят. Это для тебя. А я позвоню… Джи… и все с ним улажу.

Она выдула еще один скошенный пузырь, дала ему лопнуть у покрытых герпесом губ, и громко всосала его назад. Взяв деньги, она засунула их за вырез блузки и, медленно оглядев меня с головы до пят, рассмеялась:

— Это ты собираешься все уладить с ним? Хотела бы я на это взглянуть. — И пошла по лестнице.

— Извини за недоразумение, — сказал я более себе, нежели ей.

— Брось ты, дурачок. Я отваливаю…

Одиннадцать часов двадцать девять минут. Набираю номер.

— «Эскорт в неотложных случаях».

— Эй, уф… Фу… Джером, как тебя называть? Разбиватель? Раз…

Зови меня Джи. Как дела? Что эта сучка? Опоздала?

— Нет, Джи. Ну конечно, опоздала немного, но не в этом проблема.

— А что, есть проблема? — Тон его голоса неожиданно сменился па волнующе-спокойный.

— Да. Она ничуть не напоминает фотографии на твоем сайте.

— Это неправда. Не ври мне, брат. Она немножко похожа на тс фотографии.

— Мне нужна еще девушка.

— Еще девушка? Я не думаю, что Селеста будет заниматься этим лесбиянством. Дай-ка ей трубку.

— Девушку не в смысле еще одну девушку дополнительно, а в смысле другую девушку вместо.

— Дай Селесте трубку.

— Ее здесь нет. Я ее отослал назад.

— Отослал назад? Это не «Нордстром»[133], мать твою. Здесь нельзя просто отослать любое дерьмо назад, сказав, что не подходит.

— Но она не подходит. Она не смогла протиснуть свою толстую задницу в дверь.

— А я тебе говорил, что у нее чертовски хорошая задница. И куда она пошла?

— Я не знаю. Но мне кажется, что ей следует сходить в бесплатную клинику.

— Ну да, у нее прыщи… А что девочке делать?

— Послушай, Джи, мне нужна твоя помощь. Ты должен достать мне девушку. Симпатичную девушку. Симпатичную — значит стройную, с пропорциональным весом. То есть она должна быть только на четверть в ширину от своей длины. Вот ключ: мой рост — сто пятьдесят шесть сантиметров, вес семьдесят девять с половиной килограмм. Она не может весить больше меня, особенно если она на пятнадцать сантиметров ниже меня. А такого роста она и должна быть. У нее должны быть все зубы. У нее должны быть настоящие густые волосы. И она должна выглядеть так, будто ей девятнадцать. И у нее не должно быть чертовски хорошей задницы или чего-либо еще чертовски хорошего. И она нужна мне здесь приблизительно через час.

— Ты заплатил Селесте?

— Я дал ей двести пятьдесят. Она просила пятьсот, но это слишком. Был обман в рекламе. Ну, ты понимаешь. Это бизнес. Я уверен, что ты понимаешь.

Я сам не верил тому, что я говорил, и пытался остановиться. Но из меня просто лилось.

Мне стало понятно, как влияет на человека крайне высокое давление. И пока я говорил все это тоном крутого парня, я напугал себя вконец.

Я представлял себе Самуэля Л. Джексона[134], одетого в черный костюм и галстук, который приезжает, чтобы застрелить меня после того, как он прочтет страшные отрывки из Библии.

— Ты мне ничего не должен, Джи. Я знаю это. Просто я попал в переплет и думаю, что ты сможешь меня выручить. Если ты сделаешь это, то я отплачу тебе добром.

— Могу поспорить на твою задницу, что тебе придется отплатить мне добром. Да, я смогу помочь тебе, но это будет тебе стоить.

Мне не хотелось, но я обязан был спросить:

— Сколько?

— Тысячу.

У меня не осталось сил бороться. Никаких. Ну, может быть, чуть-чуть.