Дневник парижского горожанина

102. Далее, как то доподлинно известно, [арманьяки], носящие перевязь, каковые в то время из Парижа заправляли делами всего королевства, едва до них дошли вести о разорении города, приказали во всем Париже зажечь огни как то делается на праздник Св. Иоанна[386], словно бы им случилось наголову разбить сарацин или иных неверных, никто же не смел ныне им возразить или воззвать к жалости сказанных арманьяков, носящих перевязь [принадлежащих к обоему полу], ибо, как вам вероятно случилось видеть, возле сказанных костров, зажженных в канун праздника Св. Иоанна и Св. Петра теснилось не менее четырех тысяч женщин, причем все они были из достойных семей, отличавшиеся вполне добропорядочным поведением[387], и все они без исключения надели на себя перевязь, мужчин же здесь было бесчисленное множество, они же все питали к мерзкой арманьякской банде столь глубокую привязанность, что полагали будто любой не носящий сказанной перевязи недостоин более жить. И ежели кому случилось поднять против них голос, и сведения о том доходили до их ушей, такового человека ожидал немедля тяжелый штраф или же высылка, или же долгое заключение без всякого милосердия к провинившемуся.

103. Далее, добрый король отправился из Лаона в Перонн[388], куда съехались также представители Гента, и Брюгге и Франка, и иных добрых городов что во Фландрии[389], дабы вести с ним переговоры, туда же прибыла Дама из Голландии[390], но при том ничего не было решено.

104. Далее, король оттуда отправился к Аррасу[391], и подступил к городу с осадой, каковая затянулась на весьма продолжительное время.

105. Далее, в сказанный же год тысяча IIIIc и XIIII сказанными же арманьяками, носящими перевязь, в праздник Обретения Мощей Св. Стефана, что на III день августа[392], основано было братство[393] Св. Лаврентия Белых Риз[394], они же заявляли, будто таковое братство состояло единственно из католиков[395], добрых и верных Господу, единому их сеньору, каковой день Св. Лаврентия пришелся на пятницу. В следующее же за тем воскресенье ими устроено было празднество в честь Св. Лаврентия, на каковом присутствовали IIIIc человек, все до единого носящие перевязь, при том что никто иной, будь то мужчина или женщина не осмелился в это время посетить сказанный монастырь или присутствовать на их празднестве, при том что несколько добропорядочных людей, каковые отправились в монастырь дабы вместе со своими друзьями присутствовать на празднике в честь Св. Лаврентия, каковой должен был состояться в воскресенье, весьма опасались за свое добро, ибо никоим образом не принадлежали к сказанной банде.

106. Далее, в то время по всей Франции повсеместно шли военные распри, в то время как [в Париже] съестного, иными словами, хлеба и вина, было столько, что пинта[396] доброго вина, столь отменного и чистого, продавалась за цену в один парижский денье[397], при том что вином, как белым так и красным в Париже торговали сразу в сотнях мест, и хлеб распродавался так же бойко, при том что до самого конца года вино это отнюдь не загустело[398], не забродило[399] и не приобрело дурного запаха.

107. Далее, войску пришлось терпеть великие лишения[400], ибо они стояли под Аррасом в полной праздности.

108. Далее, когда же они поняли что все растет в цене, равно товары и прочее, и лошади их повсюду гибнут от бескормицы, приказано было объявить мир[401], и на XI день сентября, во вторник, около трех часов после полуночи, они снялись с лагеря, оставляя свои палатки нетронутыми, ввиду того, что было объявлено во всеуслышание, дабы никто под угрозой петли не зажигал в своем жилище огонь[402]. Однако же, гасконцы, бывшие союзниками носящих перевязь, поступили противоположным образом и подожгли все вокруг что только могли, не задумываясь о том, каковым образом им придется затем идти, отчего начался столь великий пожар, что огонь дошел до королевского шатра, обретавшегося позади палаток, и ежели короля вовремя не вытащили наружу, и не увели прочь в более безопасное место. Те же, кому удалось спастись, уверяли, будто в огне осталось более 500 человек, каковые в нем и сгорели, и все эти люди были больными[403], каковые обретались по разным палаткам.

109. Далее, в следующий за тем четверг, вести о том дошли до Парижа, и по всем монастырям с утра и до самого вечера били в колокола с толь чудесно, что такового не видано и не слыхано было ранее, как звонили в тот день по причине величайшей радости, ибо все жаждали мира.