Дневник парижского горожанина

201. Далее, как то [доподлинно] известно, еще до X часов дня перед всеми названными тюрьмами их всех свалили в кучи, словно баранов или псов, притом, что никто не испытал к ним ни малейшего сострадания, но все твердили «Поделом, ибо они нашили мешков, дабы топить и нас и наших жен и детей, и знамен для короля английского, и его рыцарей, дабы таковые знамена укрепить над воротами Парижа, после чего сдать город англичанам[641]. Они же приказали изготовлять красные кресты, и наделали таковых более XXXc, дабы укреплять их на дверях, отличая кого следовало убить а кого оставить в живых[642]. И черт побери, не говорите нам более о них, ибо клянемся кровью Господней, вам с нами не совладать!»

Когда же прево увидел, что они до таковой степени разгорячены ложным Гневом, увлекавшим их за собой, он более не отважился поднять голос в защиту [Разума], Сострадания или же Справедливости, и сказал им: «Друзья мои, поступайте так, как сочтете нужным[643].» Тогда же они направились к вышеназванным тюрьмам, и ежели какая тюрьма оказывалась слишком прочной, и в таковую не удавалось вломиться немедля, ее поджигали, и бывшие внутри задыхались в дыму или же в величайших муках гибли в огне. И во всех парижских тюрьмах, за исключением Лувра, в каковом обретался король, не осталось ни единого заключенного, каковой не закончил бы жизнь от меча или же огня. Таковым же образом с полуночи и до XII часов следующего за тем дня умерщвлено было столько мужчин и женщин, что всего их насчитали тысячу Vc и XVIII[644], среди таковых же оказались коннетабль[645], канцлер[646], капитан по имени Раймонне де ла Гер, мэтр Пьер д’Эскла, мэтр Пьер Гайан, мэтр Гильом Пари и епископ Кутансский, сын канцлера Франции[647], они же все обретались во дворе что за [монастырем Сен-Катрин] де ла Кутюр[648], и у мраморных ступеней перед Дворцом [Правосудия], в каковых местах пролежали в течение двух суток, после чего сказанные семеро похоронены были в сказанном же дворе, за монастырем Кутюр, прочие же — у Троицы[649], среди каковых убитых обретались четверо епископов, чьи мнения отличались лживостью и нечестием[650], и двое, каковые ранее председательствовали в Парламенте[651].

202. Далее, Гильом Сирасс отставлен был от должности купеческого прево, ее же занял сир Ноэль Маршан[652].

203. Далее, в сказанное же время со дня на день ожидали прибытия монсеньора Бургундского, никто же не знал доподлинно[653], где он в то время обретался; тогда же как парижский люд совершенно вышел из повиновения, и прево Парижа лишен был всякой возможности вершить правосудие[654].

204. Далее, на той же неделе королевским прокурором[655] назначен был некий Венсан Лормуа.

205. Далее, на XX день июня вынесен был приговор по делу некоего Будара[656], каковой имел должность конного стражника, обитал на широкой улице Сен-Дени, и был одним из худших во всей шайки, носящих перевязь, и благодаря тому, что весьма враждебно был настроен касательно герцога Бургундского, а также был человеком весьма многоречивым, умевшим говорить весьма складно и красиво, как он сам признался перед кончиной, по собственному желанию вошел в высший арманьякский совет[657], каковым же, по приказу прево[658] и всех прочих, ему поручено было за VIII или же IX дней до того, как бургундцы проникли в город, уничтожить весь квартал, что возле Крытого рынка, иными словами, перебить там всех мужчин, женщин и детей, каковых только пожелает, в то время как все им принадлежавшее должно было перейти к нему и ко всем прочим, принявшим бы участие в сказанной резне. Этому же предстояло завершиться за неделю до того, как бургундцы оказались бы в Париже[659]. Также он признался, что некий Симоннет Таранн[660] сходным же образом должен был поступить с другим кварталом, и таковым же образом их проклятый совет собирался поступить со всеми парижанами[661]. Но Господь, ведающий скрытое, заглушивший голос Олоферна посредством женской руки[662], понудил их угодить в яму ими же вырытую, как о том было сказано ранее.