219. Далее, бедных людей постоянно понуждали нести стражу и жечь огни ночь напролет[693]
, в то время как дрова были весьма дороги, так что полено из Бонди[694] стоило XIII или же XIIII парижских солей, а [гревское, пусть даже самого малого размера — XVI парижских солей, за моль же следовало отдать X парижских солей], а мешок угля[695] обходился в XIII или же XIIII парижских солей, в то время как за II или же III яйца просили блан, за ливр масла — VI бланов, как самую дешевую цену, за далеко не лучшее вино — по VI парижских денье за пинту.220. Далее, в воскресенье, на XXI день августа, в Париже начался весьма огромный, ужасающий бунт, равно жестокий и поражающий воображение, ибо в сказанный день народ взялся за оружие по той причине, что в Париже за все приходилось платить дорогую цену, и над арманьяками, каковые продолжали рыскать вокруг Парижа, не одержано было ни единой победы; тогда же убивали и умерщвляли всех, о каковых известно было, что они держат сторону сказанных арманьяков, носящих перевязь. Народ же, словно одержимый безумием, бросился к Шатле, и принялся штурмовать тюрьму, те же, кто обретался внутри, понимая, каковая судьба ждет их всех и в особенности арманьяков, защищались весьма отважно, швыряя в нападавших камни и черепицу [с крыши], таковым образом желая сохранить или же продлить свою жизнь[696]
. Но все их старания потеряны были втуне, ибо парижане со всех сторон окружили Шатле осадными лестницами, и сломили их оборону, и ворвались внутрь, и всех, каковых там сумели обнаружить пронзили мечами, большую же часть из них выбросили наружу, прямо в руки народа, каковой дожидался внизу и добивал их без всякой пощады, нанося до сотни и более смертельных ран, ибо по их вине людям случилось претерпеть весьма жестокие страдания, ввиду того, что никакой товар не мог попасть в Париж, не будучи обложенным пошлиной вдвое превышавшей его цену, из ночи же в ночь приходилось нести бессонную стражу с фонарями и факелами по всем улицам и у ворот, и платить за солдатский постой, и за все отдавать втридорога, по вине сказанных мерзких арманьяков, носящих перевязь, ибо они удерживали в своих руках множество добрых городов по соседству с Парижем, как то Санс, Море, Мелён, Мо-ан-Бри, Креси, Компьень, Монлери и множество иных замков и крепостей, где творили все возможные злодеяния, каковые можно было совершить или же измыслить. По их же вине мученическую смерть приняло больше людей, чем то случалось во времена худших гонителей христианства как то Диоклетиана[697] или Максимина[698], и прочих, каковые в Риме подвергли мучениям множество святых обоего пола, но все злодеяния, каковые им довелось совершить не шли ни в какое сравнение с тем, что творили сказанные арманьяки, носящие перевязь, и Господь тому свидетель — и по названной же причине народ воспылал к ним столь жестокой ненавистью, как о том сказано выше.