Дневник парижского горожанина

226. Далее, в сказанный же год пшеница вкупе с овсом в полях вокруг Парижа оставались не убранными, ибо никто не осмеливался туда отправиться по вине арманьяков, убивавших всех, кого полагали за парижан. Посему парижское ополчение выступило в поход на Монлери[715], там же они оставались в течение X или XII дней, прилагая все усилия к тому, чтобы захватить в свои руки замок, вместе с предателями, обретавшимися внутри и без сомнения, добились бы своего, не случись с ними нескольких дворян[716], каковым дворянам вменено было в обязанность хранить и направлять войско. Они же, видя, сколь доблестно дерется ополчение, вступили в переговоры с арманьяками, каковые уже понимали, что не в силах будут долгое время сопротивляться натиску ополчения[717], весьма доблестно сражавшегося с ними денно и нощно, и [посему сказанные дворяне] потребовали у арманьяков огромный выкуп за снятие осады, и таковым образом поступили, получив деньги. Добрым же горожанам сказано было, будто на помощь замку спешит огромное войско, и всем кто может спастись, следует спасаться без промедления, они же не собираются более там оставаться, и отправляются прочь. Ополчение, видя что они собираются отъехать прочь, весьма о том сокрушалось. Когда же оно приблизилось к Парижу, перед ним заперли ворота, вследствие чего ему пришлось два или же три дня провести в Сен-Жермене, Сен-Марселе, и в Нотр-Дам-дез-Шамп[718], в то время как арманьяки, едва лишь осаждающие отступили, подобрались вплотную к сказанным деревням[719], желая застать наших людей врасплох, но не решились напасть, ибо не смогли бы совладать со столь сильным войском. Сказанное же парижское ополчение не могло идти в бой, ибо у него не стало капитана, а дворяне, каковые покинули его на произвол судьбы желали, дабы арманьяки уничтожили его до последнего человека, однако, арманьяки так и не решились на них напасть. Воистину, ежели бы ополчению дана была воля, в течение двух следующих месяцев, во Франции не осталось бы в живых ни единого арманьяка, и с ними было бы покончено навсегда[720], посему же сказанные дворяне жестоко ненавидели ополчение, ибо желали только войны, в то время как парижане хотели положить ей конец. Когда же [те, что обретались в городе], убедились в том, что ополчение не желает более воевать, им разрешили войти в Париж, после чего каждый занялся своим прежним ремеслом, в то время как арманьяки продолжали безнаказанно вершить зло, убивали женщин и детей, и зажгли вокруг города множество пожаров, и не было никого, способного тому противостоять.

227. Кроме того, англичане подступив к Руану, со всех сторон обложили город[721] и причинили его жителям столько зла, сколь то могли, помощи же им не было ни с какой стороны. Им же вскоре случилось потерять аббатство Катрин-дю-Мон де Руан, каковая потеря весьма ослабила их сопротивление[722], но сказанная потеря была весьма на руку жалким предателям Франции, каковые желали только войны, ибо они уже успели посчитать, каковой выкуп им придется заплатить, оказавшись в английском плену[723].

228. Таковым образом, дела в королевстве французском вершились все хуже [и хуже], и вернее было бы называть французскую землю Опустошенной землей[724]. Во многом же, причиной тому было то, что герцог Бургундский каковой показал себя медлительнейшим из всех людей в том, что касалось самых насущных дел[725], ибо не покидал ни единого города, [куда приезжал], прежде чем там не воцарялось полного спокойствия, ежели его не принуждали к тому отчаянные мольбы, а в Париже все [продолжало] расти в цене. Ибо в сентябре, при наступлении холодного времени, в каковое полагалось приготовляться к зиме, за сотню добрых поленьев по-прежнему просили по II франка, за мешок угля — XVI парижских солей, за моль [дров] — X или же XII парижских солей, за ливр соленого масла — VII, или же VIII бланов, за яйца — по II парижских денье за штуку, за малую головку сыра — III парижских соля, за груши или яблоки весьма скромного размера — по денье за штуку, за две небольших луковицы — II парижских денье, за малый сосуд вина — II или же III блана, по таковым же дорогим ценам продавалось и все прочее.