Дневник парижского горожанина

303. Далее, в марте месяце, ближе к его концу, в пасхальное время, арманьяки избрали день, дабы сразиться с армией герцога Кларенсского, бывшего капитаном Парижа, и герцога Остетского[922], старшего брата короля английского, и место же для битвы избрано было между Анжером и Ле Маном, на берегу Луары[923]. Туда же герцог Кларенсский отправился загодя, желая разведать место [будущего сражения], сказанное же место находилось в земле, бывшей под властью арманьяков[924], ему же пришлось пересечь сказанную реку по весьма узкому мосту, в сопровождении тысячи Vc человек свиты и Vc лучников. Враги его, повсюду имевшие приспешников, прознали о том, и в лесу, каковой следовало пересечь вслед за рекой, разместили два засадных отряда, а перед въездом в сказанный лес разместили на невысоком холме, [на виду] у англичан, до IIIIc латников. Таковым образом, они желали обмануть англичан, каковым предлагалось поверить, что больше людей и противника нет, в то время как далее на равнине стояла огромная армия, каковая повергла англичан в замешательство, в то время как вышеназванные засадные отряды, завидя, что англичане углубились в лес, оказались у них в тылу, и разрушили мост, после чего атаковали их их сзади и с боков, в то время как прочие ударили спереди[925], и таковым образом, всех пронзили мечами[926], за исключением IIc или около того — менестрелей, и прочих, ударившихся в бегство, и тем избежавших общей участи, они же затем как могли восстановили мост и разбежались, скрывшись в крепостях. Бывшие же в сказанных крепостях, узнав о случившемся, словно одержимые бешенством, обрушились на окрестности Ле Мана, и избивали женщин и детей, стариков и молодых без всякой пощады[927]. Сказанное же событие пришлось на канун Пасхи, каковая праздновалась на XXII день марта, тысяча IIIc XXI года.

304. Далее, в сказанном же месяце на пост парижского прево, для отправления правосудия назначен был сир Жан де ла Бом, сеньор де Вальфен[928].

305. Далее, в субботу, на XII день следующего за тем апреля, объявлен был выпуск руанской монеты[929], так что за гро, ранее стоивший XVI парижских денье следовало давать IIII парижских денье, нобль же обходился в LX турских солей, а экю — в XXX парижских солей.

306. Далее, в следующий затем вторник, в Париже поднялся величайший ропот, ибо от одного к другому передавали, и знали уже достоверно, что в среду, и в следующую за ней субботу в самом Париже начеканили руанской монеты[930], по каковой причине все товары настолько выросли в цене, что стали совершенно недоступны, ибо за пинту[931] растительного масла, каковое стоило ранее V солей или же XVI бланов, еще до субботы выросло в цене до XII парижских солей, а за ливр[932] свечного воска просили X парижских солей, за ливр соленого масла — X парижских солей, и за все прочее следовало также платить высокую цену. И купцы назначали цену за съестное по собственной прихоти, никто же не предлагал средств, дабы посодействовать общему благу, но вместо того заявляли, что купцы сами должны были о том позаботиться[933]; и посему всю меру страданий, каковую бедный люд испытывал от нищеты, голода и холода, и всех прочих бед и напастей знает лишь Господь, что в Раю, ибо едва лишь охотнику за собаками[934] случалось взяться за свое ремесло, бедный люд шел за ним даже за городскую черту, дабы завладеть собачьим мясом и требухой, и тем насытиться.

307. Далее, в следующее за тем воскресенье, в канун праздника Троицы, мясники принялись торговать своим товаром у парижских ворот, уйдя прочь с кладбища Сен-Жан, и Малого Моста, и крытого рынка, что в Бове, каковые бойни выстроены были ранее[935].

308. Далее, в сказанном же году зима выдалась весьма прихотливой[936], и жестокая стужа стояла вплоть до конца мая, и даже в конце июня виноград все еще не зацвел, и в том же году случилось великое нашествие гусениц, перепортивших все плоды, и кроме того, в Париже то там то тут являлись скорпионы, каковых вплоть до того времени никому не приходилось видеть[937].

309. Далее, в то же время у ворот Сент-Оноре, в воде под мостом видели некую жидкость, сходную по виду с кровью, но несколько бледнее цветом[938], каковая жидкость появилась в праздник Св. Петра и Павла[939], каковой пришелся на воскресенье, и оставалась без всяких изменений вплоть до следующей за тем среды, и люди, каковым случилось там оказаться были весьма тем поражены; так что в течение сказанных двух дней ворота пришлось держать на замке, а мост поднять, по причине великого стечения народа, никто не не мог объяснить, что могло значить подобное знамение[940].