475. Далее, на XV день следующего за тем декабря, в замке Л’Иль-Адам захвачен был некий дворянин по имени Соваж де Фременвилль[1388]
, с ним же обретались двое слуг; никого иного при нем не было, когда его захватывали в плен. Посему, дабы скрутить его веревками не потребовалось много людей, его же затем посадили на лошадь, связав руки и ноги, лишив шаперона[1389], и в таковом виде доставили в Баньоле[1390], где обретался регент, каковой же регент распорядился, дабы его вздернули на виселицу тот же час и без всякого к тому промедления, не слушая его оправданий, ибо опасались, чтобы весьма могущественный дом, к каковому он принадлежал, не вырвал его у них из рук[1391]. Засим его препроводили к виселице в сопровождении парижского прево, и множества иных людей, среди каковых обретался некий Пьер Балье, ранее бывший слугой у парижского сапожника, а затем служил в жезловой страже[1392], затем же стал великий казначеем Мэна[1393]. Каковой же Пьер Балье не пожелал даже слушать, когда сказанный Соваж стал просить дозволить ему исповедаться, и не пожелал дать ему таковым образом продлить свою жизнь[1394], но принудил его подняться по лестнице на II или же III ступеньки[1395], осыпая его при том грубой бранью, при том, что ответ сказанного Соважа отнюдь не пришелся ему по вкусу, и он с силой ударил его палкой, и еще V или же VI ударов досталось палачу, каковой спрашивал осужденного готов ли тот умереть[1396]. Когда же сказанный палач убедился, что тот настроен весьма злонамеренно, то устрашился, дабы сказанный Балье не поступил с ним еще хуже того, и потому заспешил более, чем то было нужно, и [повесил его], однако по причине сказанной спешки, веревка оборвалась, или же узел на ней развязался, и сказанный осужденный упал, отбив себе почки, и весьма сильно разбился и сломал себе ногу, но несмотря на жестокую боль, его понудили подняться, и повесили, и удавили в петле[1397]. И как то доподлинно известно, к нему отнеслись столь немилостиво по причине им совершенных жестоких убийств, как то утверждали, будто во Фландрии и земле Геннегау, он своей рукой лишил жизни епископа[1398].1428
476. Далее, в сказанном же году, после Пасхи, каковая пришлась на IIII день апреля-месяца, тысяча IIIIc и XXVIII года, случилось столь великое нашествие хрущей, какового не видано было никогда ранее, они же уничтожили столь великое множество [виноградников], миндальных, ореховых и прочих деревьев, что по всей земле, где таковые появлялись, вплоть до праздника Св. Иоанна Крестителя[1399]
не выросло ни единого зеленого листочка, и особенно то касалось орешника.477. Далее, на XXII день мая, каковой пришелся на субботу, в канун Пятидесятницы[1400]
, в Париж явился герцог Бургундский, каковой ехал на простом коне, переодетый лучником, и остался бы неузнанным никем из народа, не сопровождай его регент вкупе со своей супругой[1401].478. Далее, на II день следующего за тем июня-месяца, в канун праздника Св. Причастия[1402]
, каковой пришелся на III июня, он же отбыл прочь.479. Далее, в сказанном же году, явилось столь великое множество хрущей, что даже старики утверждали, будто им не случилось на своем веку видеть подобное, и продолжалось после праздника Св. Иоанна Крестителя[1403]
, и они же перепортили великое множество виноградников, орешников, а также миндальных деревьев, избавиться от таковых же удалось не ранее праздника Св. Петра[1404]; тогда же на праздник Св. Иоанна стоял весьма великих холод и дождь лил беспеременно, и гремел гром и полыхали молнии. И так случилось, что XIII июня молния ударила в Париже в колокольню [монастыря] Августинцев[1405], и весьма сильно повредила сказанную колокольню, чья крыша выложена была свинцом поверх дубового основания, ущерб же оценили в сумму от VIII до тысячи франков.480. Далее, на XXV день мая-месяца, в праздничный вторник, каковой следовал за празднованием Пятидесятницы, в год тысяча IIIc и XVIII арманьяки посредством предательства заняли город Ле-Ман[1406]
, это же произошло при согласии многих из местных жителей[1407], каковым арманьяки клялись сохранить в неприкосновенности их достояние и обходиться с ними по-дружески, однако, едва лишь им случилось захватить власть над городом, они принялись грабить, мародерствовать, насиловать женщин и девушек, и творили все зло, каковое полагается терпеть врагу, при том, что их там полагали друзьями.