Дневник провинциальной дамы

6 августа. Мадемуазель уезжает с большим чемоданом и восемью единицами ручной клади, включая поникший букет бархатцев, спонтанно преподнесенный Робином. (NB. Всегда говорила и буду говорить, что по большому счету Робин добрее, чем Вики.) Все обнимаются с Мадемуазель. Она обещает приехать на следующее лето, просит: «Allons, du courage, n’est-ce pas?»[250] – и снова всхлипывает. Роберт говорит, что она опоздает на поезд, и они уезжают на станцию. Мадемуазель до последнего машет платком и высовывается из окна под очень опасным углом.

Вики весело спрашивает, когда приедет гувернер, а Робин несет Хелен Уиллс посмотреть, нет ли слив (которых не может быть, потому что вчера он съел последние, совсем незрелые).

Со второй почтой приходит письмо от Эммы Хэй. Она вспоминает Бельгию и говорит, что я там пользовалась огромным успехом (подчеркнуто!). Утверждение не просто ложное, но оскорбительное для моего интеллекта. Еще Эмма слышала (от кого?!), что я сняла квартиру в Лондоне, ее это несказанно радует, и многочисленные почитатели моего таланта жаждут встретиться со мной, как только я приеду.

Огорчает то, что, хотя каждое слово в письме дорогой Эммы – абсолютная неправда, я все же чувствую некоторую радость. Человеческое тщеславие – прелюбопытная штука. Не могу решить, в каком ключе ответить Эмме, так что пока откладываю это письмо.

Дети необычайно веселы весь вечер. Вынуждена заключить, что потеря Мадемуазель оставила их совершенно равнодушными.

После того как они ложатся спать, читаю «Замок Броуди»[251] и стремительно погружаюсь в глубины мрака. Мысленно пишу в Книжный Клуб довольно остроумное письмо о том, что большинство читателей предпочло бы веселиться, а не грустить, но красноречиво признаю, что книга, как они сами утверждают, без сомнения, мощная. Потом вспоминаю «Хуана в Америке»[252] – предыдущего клубного фаворита, которого я сама одобрила, – и решаю ничего не писать. Роберт спрашивает, знаю ли я, что пол-одиннадцатого было десять минут назад. Это значит, что он хочет выдворить Хелен Уиллс из дома, запереть дверь и выключить свет. Соответственно, выбрасываю из головы мысли об остроумных письмах неизвестным littérateurs[253] и ложусь спать.

7 августа. Приезжает временный гувернер, и я сразу же перепоручаю ему детей, а сама с головой ухожу в подготовку к теперь уже неминуемой поездке в Бретань. Насколько мне видно из окна спальни, все трое весело играют в салки на лужайке в саду. Выглядит многообещающе, и я успокаиваюсь.

8 августа. Заключительные изматывающие приготовления к отъезду. В последний момент спасение приходит в виде телефонного звонка Мэри Келлуэй, которая торжественно обещает прислать временную кухарку накануне нашего возвращения. Горничные отпущены в отпуск, садовник с женой обязуются Присматривать за домом и кормить Хелен Уиллс. Я прошу гувернера сесть на чемодан, потому что не могу его закрыть, забываю про эту просьбу и иду в кладовку за мылом (во французских поездах и гостиницах этот предмет обычно отсутствует). Возвращаюсь через несколько часов, а гувернер все еще на своем посту, в точности как Касабьянка. Без конца извиняюсь, мне говорят, что ничего страшного, и вот наконец чемодан успешно закрыт.

Погода ухудшается. Морская сводка всех повергает в отчаяние (кроме Вики, которая очень надеется, что мы потерпим кораблекрушение), ветер крепчает с каждым часом. Говорю Касабьянке, что надеюсь, он хорошо плавает. Он говорит, что нет, очень плохо, а Роберт неожиданно объявляет, что не видит смысла в том, чтобы вообще куда-то ехать.

10 августа. Ценой невероятных нервных затрат добираемся до Сен-Бриака. Помощь Касабьянки неоценима во всех смыслах, и однако я (довольно несправедливо) испытываю возмущение, когда он сообщает, что спокойно спал всю ночь. Сама я провела ее совершенно по-другому, а потом мне пришлось сидеть с Вики, которая не сомкнула глаз с четырех утра, но сейчас весела и разговорчива, и с Робином, которому резко поплохело в пять.

В Сен-Мало сильный шторм и ливень. Вики и Робин удивляются, что все вокруг разговаривают по-французски, а Роберт говорит, что климат напоминает ему Англию. Касабьянка не говорит ничего, но предлагает своевременную помощь с багажом, а позже в изысканных выражениях сообщает, что один чемодан потерялся. Это приводит к задержке в пути, а еще к интенсивным переговорам между таксистом, который должен отвезти нас в центр Сен-Бриака, носильщиком и каким-то приятелем таксиста, который с пылом берется за дело и восклицает: «Ah, grâce à Dieu!»[254], когда чемодан в конце концов находят. Этот инцидент дает водителю такси пищу для разговоров на всю дорогу, и он то и дело к нам оборачивается. Роберту это, похоже, не по нутру. Надеюсь, что водитель не физиогномист, иначе бы он непременно обиделся.