Дневник провинциальной дамы

После теплой квартиры кажется, что на улице ужасно холодно. От ветра краснеет нос и слезятся глаза. Именно в этот момент провидению угодно столкнуть меня с леди Б. – закутанная в собольи меха, идеально накрашенная и напудренная, она выходит из «Траслав энд Хэнсон»[294] к ждущему ее автомобилю с шофером. Леди Б. громко, так, что оборачиваются удивленные прохожие, вопрошает: «Помилуйте, чему мы обязаны?!» Она, мол, думала, что скорее герань из ее сада вырвало бы с корнем и занесло в Лондон. (Прозрачный намек на то, что ветер сделал с моим лицом?) Сухо отвечаю, что уже недели две живу здесь в своей квартире. Леди Б. скептически уточняет, где именно, и я отвечаю, что на Даути-стрит. Леди Б. качает головой и заявляет, что это ей ничего не говорит. Не успеваю отослать ее к биографии Чарльза Диккенса, потому что она спрашивает, как я вообще очутилась на Слоун-стрит. Отвечаю, что была в гостях у давней подруги, Памелы Прингл (позже буду презирать себя за эти слова: едва ли мне пришло бы в голову назвать Памелу давней подругой при встрече с кем-либо, кроме леди Б.). А, эта женщина, фыркает леди Б. и предлагает подвезти меня до Брондесбери, или куда там мне нужно. Ее шофер, видите ли, знает в городе все закоулки. Благодарю, но отказываюсь, и мы расстаемся. Жду автобус номер 19 и жалею, что не съязвила, мол, извините, мне некогда: тороплюсь на ужин в Эпсли-хаус[295].

3 октября. Замечаю за собой тенденцию заходить все дальше в поисках дешевых ресторанов – не столько из соображений экономии, сколько по крайне пустячной причине: меня развлекают сами прогулки по улицам. (Даже на секунду не могу представить, чтобы леди Б. не наябедничала Роберту, прознай она об этом. Да и сама прекрасно понимаю, что приехала в Лондон Работать, а не развлекаться.)

Решимость не потакать несерьезному настрою вынуждает меня пойти обедать в маленькое заведение на Теобальдс-роуд, где уже присутствуют многочисленные молодые девушки с сигаретами и без шляпок, пожилая дама с противной собачонкой, облаивающей всех подряд, и невысокий бледный юноша, который поглощает заварной крем и читает загадочное периодическое издание под названием «Руки помощи».

У единственной официантки загнанный вид, и она с ходу сообщает мне (хотя ее никто не спрашивал), что осталась только маленькая порция Холодного. Очень хорошо, говорю я, и после долгого ожидания появляется Холодное, которое оказывается свининой. Хотелось бы попросить к нему картофелину, но официантка меня избегает, так что обхожусь тем, что дали.

Девушки без шляпок пьют кофе в огромных количествах. Это по-эстетски, и я тоже хотела бы так, но мешает железная уверенность, что кофе тут противный. Заварной крем меня тоже не привлекает, так что в конце концов я прошу булочку, и официантка с еще более загнанным видом уточняет, не против ли я, если булочка будет с витрины. Опрометчиво отвечаю, что если она не слишком долго там лежала, то не против. Официантка с явным облегчением говорит, что нет-нет, не слишком долго.

Исключительно чуднóй разговор между девушками без шляпок отвлекает мое внимание от довольно напряженной борьбы с черствой булочкой. Мои соседки обсуждают Жизнь, и самая молодая замечает, что Извращения больше не в моде. Остальные соглашаются, что это печально, но тут же успокаивают ее: никакой замены все равно пока не найдено. Одна предлагает ей, только взгляни, мол, на Спротта и Нэша (похоже на название бакалейной лавки в пригороде, но, скорее всего, это какие-то общие знакомые). Все с облегчением соглашаются – да, конечно, Спротт и Нэш. Одна из подруг рассказывает историю про какого-то старика, но мне плохо слышно. Другая критически замечает, что тот не может быть в курсе, поскольку ему хорошо за семьдесят, а это вошло в моду года два назад. Дальнейшая беседа несколько раз меняет направление и крутится в основном вокруг «Кавалькады»[296], причесок, дрессировки собак и кого-то по имени Уильям, но время от времени возвращается к Спротту и Нэшу.

С огромным трудом дожевываю булочку, плачу десять пенсов за ужин и оставляю два пенса чаевых. Решаю, что оно того не стоило даже в целях экономии. С огромным удовлетворением вспоминаю, что завтра обедаю в «Булестене»[297] с очаровательной виконтессой, что приводит к размышлениям о странных Жизненных Контрастах: холодная свинина и черствая булочка на Теобальдс-роуд во вторник, но лобстер и poire Hélène[298] (надеюсь) в «Булестене» в среду. Надеюсь и искренне верю, что и компания, и беседа будут столь же разительно отличаться от сегодняшней.

Днем решаю сесть за работу. Долго точу карандаши и ищу ластик, который в конце концов обнаруживается в граммофонном отсеке для игл. Задаюсь вопросом, где же тогда иглы, и в итоге с изумлением нахожу их в спичечном коробке на полке кухонного буфета. (Воображение тут же подкидывает мрачную фантазию, которая начинается с того, что Вики ищет в темной кухне печенье, а заканчивается тем, что коронерский суд выносит мне суровый – но справедливый – приговор.)