Дневник школьника уездного города N

Началось все в четверг после моей предыдущей записи. Я нашел способ попасть на тусовку к Тарасу. Оказалось, что матери в ночь с пятницы на субботу поставили дежурство в больнице, а отчим свалил на ночную рыбалку пить водку с друзьями. Поэтому после школы, написав маме, что приду чуть позже, так как задержали на доп. занятиях, я смело отправился к Тарасу. Она немного волновалась, спросила у меня в Вотсапе, когда я собираюсь ложиться спать и предупредила, что еще позвонит. Так и случилось. Где-то между десятью и одиннадцатью вечера я заперся в одном из трех туалетов гигантской Тарасовской дачи и максимально трезвым голосом – к тому моменту я уже поднакидался – заверил маму, что ложусь спать. Она ничего не заподозрила.

Дача Тараса, точнее его родителей, действительно впечатляла своим античным размахом. Крышу над крыльцом подпирали невысокие, но массивные колонны, как в древнегреческих храмах, дорожки в саду между полысевшими за зиму деревьями украшали миниатюрные мраморные статуи. Отец Тараса когда-то служил в полиции, потом в городской администрации, какое-то время работал заместителем мэра, а сейчас, кажется, ничего не делал, но деньги у него явно водились.

Все мы приехали к Тарасу в первый раз. Впечатленные увиденным, а если по-простому, напрочь офигевшие, подобно экскурсионной группе мы с открытыми ртами и круглыми глазами тащились за ним хвостиком, пока он показывал нам свои владения. В какой-то момент мы даже заробели. Тарас хозяйской походкой ушел куда-то к пустовавшим зданиям прислуги (им дали отпуск на время зимы) мы остались вчетвером: я, Авдей, Игорь и Сева. Мы молча переступали с ноги на ногу, не смея заговорить, будто звук наших голосов здесь неуместен. Мы перекидывались растерянными взглядами – в глазах блестела неуверенность. Она витала в воздухе: мы излучали ее, как изотопы урана – радиацию. Но потом Авдей, не выдержав натянутого до предела напряжения, с громким пшиканьем откупорил первую банку «Ягуара», и… пошло-поехало.

После второй он уже с ногами сидел на бильярдном столе и надрывно кричал песни, исполняемые Игорем на гитаре. После третьей они с Тарасом закуривали сигареты, не выходя на улицу. Потом в ожесточенной, но шуточной борьбе Игоря и Севы пострадал журнальный столик – разлетелся в дребезги после того, как Сева рухнул на него спиной. Тарас только заржал и махнул рукой. Дальше мы перешли на крепкое.

Где-то в час ночи нам приспичило идти гулять. Разбавив литровую бутылку колы коньяком в пропорции один к одному, мы вывалились на свежий морозный воздух и, шатаясь, двинулись бродить по окрестностям. У Авдея внезапно загорелись глаза. Из внутреннего кармана куртки он достал пачку из-под сигарет, а из нее – две остро пахнувшие самокрутки. Этот запах я узнал бы с закрытыми глазами, с забитым от насморка носом, с параличом обонятельных рецепторов.

– Откуда?! – изумился Тарас.

Авдей засмеялся.

– Что за вопрос? Мы вообще-то на юге живем! – ответил он.

Сева робко запротестовал:

– А если менты?

Тогда Тарас повел нас в «укромное место», которое оказалось обычной старой заброшкой – деревянным двухэтажным домом с покосившимся забором. Внутри Авдей поджег косяк и пустил его по кругу. Я отказался. Они долго меня уламывали, но у них ничего не получилось. Я зарекся больше не употреблять никакие наркотики…

Вообще-то мы так не договаривались. Я совершенно не ожидал, что Авдей притащит эту дрянь. Если бы я знал, я бы, может, вообще не пришел бы к Тарасу. Хотя вряд ли… Уж очень мне хотелось выпить после месячного перерыва. По крайней мере я бы точно не потащился с ними в эту заброшку.

Когда оба косяка кончились, а дым от сгоревшей травы, отфильтровав каннабиноиды через легкие, растворился в сыром пропахшем плесенью воздухе заброшенного дома, к лицам моих друзей прилипли тупые кривые улыбки. Сева, пошатнувшись, чуть не упал – удержался только благодаря Игорю, который, как коршун, вцепился пальцами в его плечо. Тарас медленно поднял перед собой руки, будто изображал Франкенштейна из первых черно-белых фильмов, и протянул:

– Э-э-э-э-э-э.

С минуту ничего не происходило. Потом тишина, изредка нарушаемая возмущенными возгласами ветра на чердаке, вдруг взорвалась одновременным идиотическим смехом всех четверых. Мне было не смешно. Я только чаще опрокидывал бутылку, к которой они утратили интерес.

Сева все же повалился на землю – мягко, как по фонарному столбу, сполз по плечу и ноге Игоря. Это событие вызвало новый приступ безудержного смеха. Я отошел в сторону, залез в пустой проем окна и, свесив ноги, стал смотреть в темное холодное небо, чтобы просто куда-нибудь смотреть. Постепенно сквозь беспроглядный мрак проступили жидкие, едва различимые бледные точки.