Дневник школьника уездного города N

Дальше вдоль дороги тянулись гаражи. За ними – редкий лес между двумя трассами. Я срезал угол по вытоптанной в кустах тропинке, обогнув бензоколонку Роснефти, хотел вернуться на дорогу – нога зацепилась за корень акации – я растянулся на холодной мокрой земле.

Рядом с тропинкой валялось бревно. Подтянувшись, я влез на него. Заляпанная грязью куртка походила на помойную тряпку. Я снял ее, попытался отряхнуться. Бесполезно. Мне было нестерпимо жарко. Я снял свитер. По джинсам тоже тянулись длинные бурые полосы грязи. Я попытался их счистить. Не получилось. Из-под бревна я достал свой телефон. Он вывалился из кармана, когда я упал.

Некоторое время я просидел на бревне, уставившись в разблокированный экран, там светились чаты Вотсапа. Зачем-то открыл переписку с Сашей. Что хотел написать – не знаю. На зеленом фоне возле иконки с фотографий значилось: «Был(-а) вчера в 20:17». Давно она не заходила в сеть. И очень давно не писала мне ни слова.

«Может, она развлекается с Мишей?», – подумал я. Эта мысль засела еще раньше, когда Миша не пришел в парк. Я игнорил ее. Потом гнал. А она мерзким червячком вгрызалась в мозг, так что сидя на дурацком бревне, едва различая экран телефона – все вокруг мутнело, а виски давило тисками, – я был на сто процентов уверен, что Саша изменяет мне с Мишей.

Я открыл профиль Ани. Она была онлайн. Чат с ней грустно пустовал. Мы ни разу не писали друг другу. Черная палочка курсора в строке ввода приветливо мигала – предлагала ввести текст. Я набрал: «Привет». Черная палочка теперь подмигивала в конце слова.

«Кирилл, что ты делаешь?»

Я стер сообщение. Вернулся к диалогу с Сашей, написал «привет, что делаешь». Курсор осуждающе моргал в конце слова. «С чего ты взял, что Саша развлекается с Мишей? Что вообще за херню ты себе нафантазировал?» – сказал себе я, вышел из Вотсапа, заблокировал телефон, убрал в карман, и поднялся с бревна.

Я понял, что меня знобит. Тело тряслось, как на электрическом стуле. Горло жгло раскаленным свинцом. Из носа текло. «Видимо, и меня настигла чума», – подумал я, пока натягивал свитер и куртку. Потом двинулся дальше. Меня шатало. Кое-как, рискуя свалиться в воду, я перешел через мост над каналом. Дальше по берегу мимо мерзлых камышей вдоль течения и затем по накатанной машинами дороге к трехэтажным дамам за полосой тополей.

Дома в первую очередь я принял ванну. Раскинув руки в разные стороны, словно распятый, я заставлял себя терпеть обжигающе горячую воду. Из-под крана била мощная струя вперемежку с паром. Еще бы чуть-чуть горячее, и я мог бы свариться заживо.

Когда ванна наполнилась до краев, я еле-еле дотянулся ногой до крана, чтобы предотвратить потоп. Вода постепенно остывала, а вместе с теплом, казалось, улетучивается и мой дух. Наверное, я бы так и отрубился, если бы меня не вытащил отчим. Мне впихнули каких-то таблеток от температуры – ртуть в градуснике угрожающе приближалась к сорока – положили в кровать, накрыли одеялом, и я забылся мертвым сном.

4 марта 2020. Среда

Два дня я провалялся больным, а на третий встал и пошел в школу.

За день до моего возвращения выздоровела Саша. А за два дня, то есть в понедельник, после того, как я выложил свой пост, мне написала Аня… Но обо всем по порядку.

Для начала болел я не сильно, но очень странно. Температуры не было. Для большей убедительности я нагрел градусник на батарее, чтобы мама разрешила не идти в школу. Горло – да, его жгло, будто туда залили керосина и кинули спичку. Еще навалилась нечеловеческая слабость, будто я превратился в безвольное трясущееся желе. Сильнее всего щемило в груди. Черт… Будто в кулак сжали – аж дышать не мог. Накрылся одеялом – только глаза торчали наружу – тупил в одну точку на белесом потолке и не мог сдвинуться с места. Ел всего раз в сутки. Не знаю, как нашел в себе силы выложить тот пост в понедельник и вроде даже держался бодрячком… но, когда поставил точку в конце последнего абзаца, стало так хреново, что я забился под стол и, тихонько подвывая, просидел там около получаса. Потом вернулся обратно в кровать.

Вечером впервые написала Аня: «Привет, как дела? Почему не пришел сегодня?». Я ответил, что заболел. «Сочувствую», – прилетело следующим сообщением. Я хотел написать что-нибудь еще, но пальцы онемели – видимо, болезнь парализовала опорно-двигательную систему, так что на этом наша переписка оборвалась. Примерно то же самое присылала и Саша. А я точно так же отвечал.

Потом с работы вернулись мама с отчимом. Они усиленно взялись за мое выздоровление. Отчим ходил вокруг кровати и все время твердил, что надо носить подштанники, теплые носки с начесом, что он чуть только повеет простудой, тут же наедается чеснока, напивается молока с медом, и все такое… Мама лечила меня компрессом.

На следующий день, то есть вчера, она осталась дома – поменялась на ночную смену. Под ее пристальным взором я не смог нагреть градусник. Он печально показывал здоровые тридцать шесть и шесть. Мама восприняла это как сигнал к выздоровлению, но все же разрешила пропустить еще один день.