Дневник театрального чиновника (1966—1970)

Пришел Голубовский (главный режиссер Театра Гоголя), сказал, что слышал в ВТО, что городские власти сняли с репертуара московских театров много пьес, в частности Розова, Театру Моссовета уже как будто дано указание (в Театре Моссовета идет «Затейник» и «В дороге»). Звонок Белокопытова (замдиректора МХАТа), он тоже слышал о снятии с репертуара спектаклей, и в частности «Соловьиной ночи» в Театре Маяковского, вроде кассам приказано не продавать билеты. Назаров позвонил в Московскую дирекцию театрально-зрелищных касс, и ему сообщили, что сняты те спектакли, которые идут в сентябре, — «Счастливые дни несчастливого человека», «Братская ГЭС», «Трехгрошовая опера», «Послушайте!», «Павшие и живые», «Затейник», «В дороге», «Мольер», «Соловьиная ночь». Сам Театр на Бронной заменил «Как вам это понравится». Назаров возмущался, говоря, что это действия людей, приносящих лишь вред.

Пошла к Михайловой отнести пьесы, оставленные Синянской, об убийстве Кеннеди и пьесу об Африке. Она спросила, как у нас дела. Я ей все рассказала и про снятие спектаклей. Она тоже была удручена и говорила, что понимает, хотя… но «Счастливые дни несчастливого человека» — там уж ничего политического. Потом опять о наших внутренних делах, жаль, что у нас не Скачков. (А у нас после того, как Голдобин стал главным редактором Репертуарной коллегии, на его место, то есть замом Тарасова, назначили Коршунова.)

Вернулась. Пришел Шумов от Голдобина и сказал, что к снятым спектаклям надо добавить «Традиционный сбор» и «Всегда в продаже» в «Современнике». Ну, «Всегда в продаже» — это было ясно, когда спектакль в мае или апреле смотрел Верченко и ему не понравилось. А вот Розов всюду снят — это его за что-то наказали.

Пришел Витте (художник, оформлявший наши фестивальные дипломы), а я вся убитая. Он хотел отвлечься, а я его еще больше расстроила. Пришел Кудрявцев, стал спрашивать Витте о его птицах (Витте держит певчих птиц), и, когда тот сказал, что у него поют соловьи, Кудрявцев удивился, что соловьи поют в неволе, на что Витте ответил: «Мы-то поем». Кудрявцев замолчал.

18 сентября

Сижу на семинаре, Малашенко делает сообщение о Международном июньском совещании и, глядя на меня, наверное, думает, что я записываю его выступление (он всегда злится, когда видит, что я пишу). А я решила просто воспользоваться временем и переписать свои заметки.

Вообще, мне сейчас хорошо, живу, вся погруженная в Польшу: фестиваль польских пьес, польские актеры и режиссеры. Уже приехали: Красовский — в Ермоловский и Окопинский — во МХАТ, у них в театрах все в порядке, все друг другом вроде довольны.

Прошлая запись была 21 августа о том, что сняли многие спектакли. Потом за них пошла борьба. И вот 16 сентября играли «Послушайте!».

Радует победа «Нового мира». Против него была развернута очередная кампания, особенно в «Огоньке» в связи со статьей Дементьева, которого обозвали почти троцкистом[39]. Но, слава Богу, многие люди думают не так, как Шумов, который все призывает «не дразнить гусей», то есть молчать. Так вот, поднялся до «гражданского» поступка К. Федин, говорят, он написал в ЦК, что если эта травля журнала не прекратится, то он сложит с себя полномочия Первого секретаря Союза писателей. Протестовали Р. Гамзатов, К. Симонов. В результате в 7-м номере «Нового мира» разрешили напечатать «От редакции», где они красиво и с достоинством разделались с «Огоньком». А потом в «Литературной газете» «полемика» была прекращена, там опубликовали специальную статью насчет того, что спорить, мол, необходимо, но не так, и хватит, а то читатели подумают, что кто-то с кем-то бранится.

Разговаривала с В. Максимовым, он рассказал о «драке наверху», о группировках — украинской и белорусской. Что Мазуров порядочнее других и не «дружит» даже со своим кругом. Что украинская группировка — это страшно, по всей стране расставляет своих. Потом он поделился, что ему звонил Фоменко, он без работы, из МГУ его выгнали и сказали, что вернут, если он согласится снять два спектакля и покаяться, а он ответил, что ему каяться не в чем, и на Бронной не хотят, чтобы он ставил «Капитальный ремонт».

А 7 сентября я была у Бориса Владимировича на даче, мы с ним гуляли (Галина Георгиевна с нами не пошла, она себя неважно чувствовала). Говорили о Кузнецове[40], что он продолжает писать, давать интервью. В частности, Кузнецов говорит, что свобода была лишь в период между Февральской и Октябрьской революциями. Борис Владимирович сказал, что Кузнецов не прав, ему кажется, что тут надо говорить о перерождении, а не о самой революции, революция есть революция. Как говорил Наполеон, революцию задумывают идеалисты, осуществляют палачи, а пользуются ею… Тут я его спросила: «А как же Ленин — и то, и другое?» Он: «Первое». Я: «А как же второе?» Он: «Это сложно». Кстати, когда-то он мне говорил, что одна, а может и основная, ошибка Ленина — это то, что после свершения революции он не распустил партию, которая стала страшной бюрократической силой.