Дневник театрального чиновника (1966—1970)

В этот раз (раньше я не слышала от него) он как-то грустно сказал, что вот он в стороне, а ведь тоже тяжело, еще есть силы, темперамент, а он никому не нужен и не используется. Очень радовался победе «Нового мира», прочитал вслух «От редакции». В этот вечер мы говорили с Галиной Георгиевной о книге Манчестера «Убийство Кеннеди», которую она прочитала (а я еще не очень много). Галина Георгиевна сказала примерно то же, что и моя мама (она тоже читала), что это так страшно, что она не хотела бы там жить. Борис Владимирович стал довольно сердитым и сказал, что это наша стойловая психология.

Опять говорили о Чехословакии. Борис Владимирович рассказал, что на 4 сентября в Чехословакии был назначен Пленум ЦК, на котором хотели объявить Дубчека во всем виноватым, и его, и Смрковского исключить из партии, но 4 сентября вернулся из Польши Свобода, и мнения и в этом ЦК раскололись, и вроде и Гусак присоединился к Свободе, что этого делать сейчас нельзя. Пленум отложили на неопределенный срок, а Гусак вылетел к нам. Борис Владимирович сказал, что Брежнев — палач, хочет доконать свою жертву, хочет, чтобы Дубчека выслали к нам, ну а тут…

16 сентября утром Шумов встретил меня словами, что порадует и огорчит одновременно, — в «Правде» было объявлено, что играют «Послушайте!» и «Счастливые дни несчастливого человека», и там же, что Гароди осуждают французские коммунисты, он там что-то вразрез высказался. А потом к Голдобину пришли из Польского посольства Коваль и Ирэна Габор (секретарь посольства и советник по культуре). Говорили о сроках фестиваля, о симпозиуме, в котором Голдобин переломал состав наших участников, введя Мдивани, Равенских, Лаврентьева, Е. Симонова и т. д. докладчиками. А сегодня было совещание у того же Голдобина с Ростоцким и Синянской, и они «вернули щи назад» (по известному анекдоту) — не будут делать доклады Мдивани, Равенских, Е. Симонов и т. д. Конечно, завтра может быть все опять наоборот — это отражает суть нашей жизни, поэтому я все это и записываю.

Слышу, как Голдобин в заключительном слове говорит (я ведь сижу на семинаре), что вот чешская молодежь, нетвердая в своих взглядах, очень вредит органам госбезопасности Чехословакии, которые устанавливают, что это движение руководилось из-за рубежа. Придет время, когда я ему эти слова припомню.

24 сентября

Открытое партсобрание — «Подготовка московских театров к юбилейному сезону» (100-летию Ленина). Доклад Шумова.

Шумов: «Положительные явления в московских театрах — такие спектакли как „Мое сердце с тобой“, „Мой брат играет на кларнете“, „Соловьиная ночь“, „Платон Кречет“, он сейчас спорен, но во многих документах фигурировал.

Классике повезло больше, в прошедшем сезоне выпущены „На дне“, „Преступление и наказание“, „Бешеные деньги“, „Чайка“, „Нахлебник“, „Мать“, „Таланты и поклонники“, „Женитьба Фигаро“ и т. д.

Сами театры сняли с репертуара художественно аморфные спектакли, такие как „Проделки Скапена“, „Трехгрошовая опера“.

В Малом театре в плане „Человек и глобус“ и „Эмигранты“. Мне кажется неправомерным включение в репертуарный план московских театров „Блохи“ в инсценировке Замятина — не только учитывая его биографию, но и по трактовке главного героя. Московское Управление культуры подчас делает решительные действия не на главных направлениях — Замятин, Купер, — часто с нами не советуясь и не ставя в известность».

Малашенко: «Вновь и вновь возникает вопрос о контакте между Репертуарной коллегией и отделом по контролю. Мы совместно уже обсудили все планируемые композиции.

Надо обратить внимание на то, что в Театре Станиславского одни западные пьесы».

Синянская: «Я как раз хочу сказать о западных пьесах в московских театрах. В этом сезоне будет поставлено 16 пьес, из них 9 премьер по польским пьесам. Достаточно ли мы принципиальны, всегда ли мы имеем силы отстоять свои позиции?»

Цирнюк: «Положение тревожное, хотя все авторы вроде активно работают и ленинских пьес много. Все пьесы о Ленине должны проходить через соответствующие консультации, и здесь много сложностей.

Очень грустно, что на этом не очень утешительном фоне хуже всех дела во МХАТе. Почему надо говорить о сроках выпуска „Чуть-чуть о женщине“ Радзинского? Да потому, что если бы эта пьеса сейчас выпускалась, то и то не так уж радостно, а в марте — апреле этого просто делать нельзя. Факт существования этой пьесы во МХАТе допустим, если ставятся и другие спектакли. Вот Салынский свою пьесу „Мужские беседы“ в театре Маяковского на труппе уже прочитал, и они готовы ее ставить, а МХАТ не чешется. Почему коллективы, к которым тянутся, которые могут „увести“ пьесу, актера, к которым Управление относится как к привилегированным, потеряли вкус к работе? В резолюции собрания надо отметить эту тревогу».