2-я сотня составляла прикрытие конно-горной батареи, очень удачно стрелявшей по неприятельским окопам, — японцы выбегали из них поодиночке и целыми группами.
Цепи наши и японские лежали друг против друга в восьмистах шагах. По всей линии шла безостановочная стрельба, доходившая иногда со стороны неприятеля до пачечного огня. Тогда и мы усиливали огонь, ожидая атаки, но японцы не двигались с места и понемногу умеряли свой пыл.
Едва ли могли бы мы сами перейти в наступление, не говоря уже о том, что большая часть нижних чинов пехотной дивизии, входившей в состав нашего отряда, были резервисты почтенного возраста; мы численно были много слабее японцев. По сведениям китайских лазутчиков, у японцев было до одиннадцати батальонов, всегда укомплектованных, тогда как у нас в ротах было не более восьмидесяти, девяноста человек. И это в частях, не бывавших в бою.
Подполковник Деникин посетил нашу позицию. Он нашел возможным отозвать сюда 5-ю сотню, оставив на занимаемой ею вершине сопки наблюдательный пост в двадцать человек.
Если бы неприятель атаковал решительно наш левый фланг и пехотные части были бы вынуждены отступить к главной оборонительной позиции, то на наши сотни возлагалось прикрытие этого отступления, а затем мы сами отошли бы за ближайший гребень высот впереди ханшинного завода, откуда нам следовало бы задерживать натиск неприятеля возможно дольше.
Бобровскому было послано приказание отойти назад. Князю Джандиери с 6-й сотней приказано идти в Садиазы, чтобы предупредить обход правого фланга нашей позиции.
В распоряжении командующего полком оставалось всего полторы сотни. Он передал начальство над ними графу Келлеру и поехал со мною к тому кряжу, впереди ханшинного завода, который нам предстояло защищать, когда передовые позиции будут нами оставлены. При переезде через долину нас усиленно обстреливали японцы.
Мы остановились за выступавшим мысом кряжа. Командующий полком послал казака за 2-й сотней, так как не было более надобности прикрывать батарею, остававшуюся в тылу, но князь Меликов прислал только один взвод под командой хорунжего Крылевского, найдя невозможным оставить батарею без прикрытия.
Мы взлезли на гребень высоты, чтобы избрать позицию для стрелков; в это время падавший мокрый снег обратился в настоящую пургу, как называют метель в Сибири. Войсковой старшина Трухин и я спустились немного ниже, под защиту отвесной скалы, и присели, завернувшись в бурки. Мы вдруг услышали над головой шипение снаряда; он пролетел между нами на расстоянии аршина, ударился внизу около стоявшего с нашими лошадьми трубача и разорвался, не задев ни его, ни лошадей. Вторая граната пролетела немного выше, и еще две разорвались у ханшинного завода.
Мы недоумевали, отчего японцы, у которых не было обнаружено артиллерии против нашего левого фланга, вздумали теперь обстреливать этот кряж; не потому ли, что к ним сейчас были подвезены орудия, и они открыли огонь по месту, откуда утром стреляла наша батарея?
Наступал вечер, перестрелка понемногу ослабевала, а пурга усиливалась. Трухин сказал мне: «Поезжайте с Богом домой, отогреетесь, а я приеду потом, и вы тогда меня замените». Я был рад уехать, потому что у меня не было ничего теплого, кроме шведской куртки на прозрачном барашке, тогда как сибиряки и забайкальцы уже обзавелись теплыми тулупами.
Я проехал в деревню Чинхэчен, где находились мои вьюки, напился чаю, отогрелся и ждал приказания выехать на позицию, но оказалось, что всем сотням было приказано отойти назад к ханшинному заводу, куда раньше вернулся Трухин.
Я выехал вперед на середину долины, чтобы снять кроки главной и передовой позиций. Когда я слез с лошади и собирался ее привязать к дереву, кругом меня пули стали летать так густо, что [было] несомненно, — стреляли прицельно в меня. Оглянувши сопки впереди, я более не видел на них наших цепей и только тогда догадался, что неприятель завладел нашей позицией и оттуда посылал мне гостинцы. Мигом я вскочил на лошадь и задал «удирайла» под пачечным огнем японцев. Добравшись благополучно за мыс, который вчера обстреливался гранатами, я там застал роту Чембарского полка, а другая рота занимала гребень высот. Кроки пришлось продолжать со стороны, откуда не была видна главная позиция; но я его дополнил, пройдя пешком, без лошади, вдоль берега речки, не обратив на себя внимания японцев.