Возвращаясь в полк, я встретил генерала Ренненкампфа, шедшего пешком на гору, где стояла наша горная батарея. Он рассказал мне, что вчера он видел оттуда, как выезжала на позицию японская шестиорудийная батарея — лихо, в порядке, как на учении; она только не довольно скоро снималась с передков и наводила орудия, чем воспользовалась наша батарея и засыпала ее снарядами прежде, чем она успела дать выстрел, — японцы скрылись, оставив на месте двенадцать тел. Также удачно было отбито ночное нападение на наш правый фланг: японцы потеряли более трехсот человек; тела убитых до сих пор не были убраны.
От конного отряда высылались в разные стороны небольшие разъезды, остальные зябли на снегу и ждали с нетерпением ночи, чтобы вернуться в фанзы. Для развлечения ходили смотреть на перестрелку между нашими пехотными цепями и неприятелем. Все попытки последнего атаковать наши позиции по эту сторону долины окончились неудачею.
С передовой позиции было сообщено, что две роты японцев спустились с сопок в деревушку под горою, занятою третьего дня нашей передовой цепью. Конно-горной батарее было предложено сбить их оттуда. Она была поставлена на высоте нашего бивака, за ханшинным заводом, у подножия хребта, на который поднялся ротмистр Созонтович. Сверху он ясно видел японцев, хозяйничавших в деревне. Расстояние было определено менее двух верст. Батарея скоро пристрелялась, и снаряды стали падать между фанзами. Скоро они загорелись, а японцы побежали в беспорядке назад, к своим окопам. Там и по всей линии японцы проявляли особую деятельность, совсем им непривычную: части проходили на виду из одного окопа в другой; несмотря на беспрерывную стрельбу с наших позиций, в разных местах показывались люди во весь рост. Это, очевидно, делалось напоказ, но зачем?
От подполковника Деникина я получил предложение явиться к нему на передовую позицию немедленно. Там уже находились Трухин и командир Чембарского пехотного полка.
Деникин нашел разгадку усиленной деятельности неприятеля: он полагал, что японцы отошли, а что перед нами только редкие цепи, старавшиеся ввести нас в заблуждение. Это весьма вероятно.
Мы были приглашены, чтобы высказать свое мнение относительно предполагавшейся атаки передовых позиций, уступленных неприятелю в ночь с 12 на 13 ноября. Чтобы нести меньше потерь, было решено перейти в наступление, когда стемнеет, а именно в шесть часов вечера. Командиры полков молчали, тем выражая свое согласие, но я возразил, что для временного успеха предпочтительна длинная ночь, под покровом которой можно было бы исполнить задачу и вернуться, но другое дело, когда нужно занять и удержать отбитую у неприятеля позицию, тогда нужна ночь короткая: после нервного возбуждения ночного боя желательно, чтобы люди были приведены в порядок, занятая позиция обращена в оборонительное состояние на случай перехода в наступление неприятеля, нужно успокоение людей, а это возможно только при дневном свете. Каково будет настроение солдат, ожидающих возможного нападения в течение одиннадцати часов ночного времени, притом солдат резервного полка, не бывшего раньше в делах?
Со мною все согласились, и наступление было назначено в три с половиною часа утра. Пехота должна была атаковать позицию с фронта, одна сотня нашего полка должна была занять одновременно казачью сопку (так была названа сопка, которую мы занимали И и 12 ноября), остальные должны были прикрывать отступление в случае неудачи.
Вечером я узнал от Шнабеля, что наступление левым флангом было отложено.
Итак, после пяти дней боя резервные полки отцы семейств, как мы их называли, отбили упорные атаки японцев, значительно превосходящих нас числом.
Японские и наши позиции были так близки одна от другой, что после отбитых атак раненые оставались под выстрелами обеих сторон, и нельзя было их подобрать. Генерал Ренненкампф предложил триста рублей тем, кто заберет одного раненого офицера, лежавшего среди поля; вызвалось много охотников, но японцы их осыпали градом пуль, и сам офицер отстреливался из револьвера. К вечеру он отполз и был подобран своими. Охотничья команда пыталась ночью увезти подбитые неприятельские орудия; это ей тоже не удалось, так как она была встречена огнем подошедших частей противника.
Молодецки действовали наши казаки. Все попытки японцев обойти наш левый фланг в близком и более отдаленном расстоянии были отражены казаками. Один урядник 1-й сотни (к сожалению, я забыл его фамилию) с двенадцатью казаками обратил в бегство полуроту японцев. Отдельных случаев лихости и отваги было много. Теперь я поверил, что забайкальцы, обученные и в хороших руках, не уступят другим казачьим войскам.