Дневник забайкальского казачьего офицера. Русско-японская война 1904–1905 гг.

Полки построились на месте бивака в резервную колонну, напряженно ожидая немедленного выступления. В 8 часов вечера было получено приказание поставить лошадей в коновязи, не расседлывая, а людям ночевать, не снимая амуниции; офицеры завернулись в бурки и плащи и улеглись спать впереди своих частей; к счастью, ночью не было дождя.

16 июня. В 4 часа приказано было выступать. Говорили, что мы будем удерживать натиск неприятеля у деревни Сихэяна, где стояла пехота. Дождь полил опять. Переход был небольшой. Отряд должен был стать биваком в открытом поле, представлявшем сплошное болото. За последние 4 дня я спал очень мало, чувствовал сильный упадок сил и озноб от лихорадки. Я проехал вперед до деревни и занял фанзу. Хозяева фанзы охотно доставили нам кур, яиц и корм для лошадей. Пока Пепино готовил обед, я крепко уснул под пологом, чтобы избавиться от мух, и проснулся через 2 часа совершенно бодрым, а после горячей ванны и сытного обеда готов был на самые тяжелые испытания.

Меня беспокоило, что в деревне не было видно казаков, я послал трубача на разведку. Он скоро вернулся с известием, что наша бригада давно ушла на север через ближайшее ущелье, куда именно, не было известно. Лошади были мигом заседланы и завьючены, и мы отправились вдогонку отряда. Прошли через невысокий перевал, спустились в широкую долину к леску, в котором были видны казаки. Это была застава Аргунского полка; от нее мы узнали, что отряд прошел недавно и должен был остановиться на ночлег в деревне Люцзялацзы в 5 верстах отсюда.

Мы подошли к деревне, когда сотня размещалась по дворам. Вестовые отправились разыскивать мне отдельную фанзу, а я проехал к командующему полком и извинился за то, что отделился от полка в Сихэяне по случаю нездоровья и необходимости короткого отдыха. Трухин не видел в этом ничего предосудительного и сказал, что я напрасно так торопился нагонять полк. Это могла бы быть злая ирония, но он говорил с таким добродушием, что нельзя было сомневаться в его искренности.

17 июня. Мы выступили в 7 часов утра. Пришлось два раза переправляться вброд чрез Тайцзыхэ. Несмотря на продолжительные дожди, река была не слишком глубока, и мы вьюков не подмочили. По течению реки китайцы спускали на шаландах сено, вероятно, в Ляоян, а, быть может, и дальше, в Инкоу. В Мицзы пришли в 2 часа, где были прекрасные фанзы, сады; к сожалению, лучшие постройки были разорены хунхузами. Я занял отдельную фанзу в 100 саженях за деревней. У хозяев в огороде мы нашли зеленый горошек и фасоль. Такой роскоши мы давно не видали. Вечером офицеры были приглашены в штаб дивизии для вызова охотников произвести разведку в Фанзяпуцзы, занятой, по словам китайцев, неприятелем тотчас после нашего ухода.

От Аргунского полка вызвался хорунжий Рыжков, лихой офицер, всегда готовый идти на опасное предприятие, от Нерчинского полка вызвалось трое. Жребий пал на сотника Обухова; он должен был с пятью казаками доехать верхом до сопок, а там продолжать разведку пешком.

18 июня. Дневка. Дождь шел беспрерывно.

19 июня. Прояснело, было жарко. Мне приказано переправить через Тайцзыхэ 1-ю и 3-ю сотни Нерчинского полка и четырехорудийную батарею пограничной стражи ротмистра Созонтовича, эта батарея называлась 4-й конно-горной. Батареи пограничной стражи были куплены Китайской восточной железной дорогой по 140 000 рублей за каждую и находились в ведении Министерства финансов; каждое орудие весило 44 пуда и стреляло до трех с половиной верст.