Я был того мнения, что следовало занять вершину сопки, на которой мы находились: во-первых, с высоты мы видели бы расположение и численный состав противника, во-вторых, было необходимо предупредить его, если бы он имел то же намерение. Так как на это потребовалось бы подкрепление, то я спросил войскового старшину Трухина, не найдет ли он возможным передать об этом генералу. Он согласился послать к генералу адъютанта Анисимова, я тоже решил пройти к нему, чтобы лично объяснить, в чем дело. Рассчитывая вернуться назад, я оставил лошадь с коноводами, подавшимися назад до следующей пади, потому что первую обстреливал неприятель. Только что я спустился с сопки, на меня наткнулся казак, ведущий в поводу двух лошадей. Он проговорил взволнованным голосом: «Ваше высокоблагородие, из-за вас меня японцы чуть не убили; я был дозорным и после залпа побежал назад с лошадью товарища, как вдруг, смотрю, с сопки спускается офицер, одетый точь-в-точь как вы (я носил тужурку и фуражку цвета хаки); я соскочил с лошади и подвел вам коня товарища, думая, что вы ранены, потому что прихрамывали, а офицер выпалил в меня из револьвера, да, слава Богу, промахнулся; тогда только я догадался, что это был японец». «Чего же ты не стрелял в него?» — спросил я. «С двумя лошадьми на руках мне было не способно — и они оба побежали в разные стороны». Пришлось переправиться через реку, где воды было выше колена и залило сапоги. Генерал со своим штабом находился на возвышенной открытой площадке; прислонившись к дереву, он стрелял из своего маузера по японцам, перебегавшим по долине к фанзам. Так как эту площадь неприятель усердно обстреливал, то генерал сказал шутя: «Отойдите в сторону, они в меня стреляют, а не в вас». Замечательная черта у генерала Ренненкампфа: он не только был спокоен во время боя, но находился в особенно веселом настроении, даже когда положение было довольно критическим. Три японца уже лежало подбитыми, генерал предложил по 50 рублей за доставленного японца, живого или мертвого. Несколько человек из конвоя вызвалось идти за добычей. В это время был подан сигнал наступления. 2-я сотня, занимавшая гребень сопки направо, продвинулась вперед, но скоро должна была остановиться, потому что сопка круто обрывалась вниз и спуститься в этом месте было невозможно. По команде князя Меликова, она вернулась и спустилась в долину по пологому скату и перешла в наступление вместе с шестою сотнею князя Джандиери. Огонь неприятеля участился, но казаки дошли до фанз, оказавшихся пустыми; атаковать же в лоб японцев, залегших на сопке в лесу, было бы бесцельно, и генерал приказал спешенным сотням отойти назад, а командиру батареи — открыть огонь, чтобы японцы знали, что у нас имелась артиллерия. Увы, это оказалось невозможным: ротмистр Созонтович ответил, что он не может дать ни одного выстрела, потому что снаряды были подмочены, и он боялся, как бы не было разрыва в дуле орудия. Спрашивалось, чего ради мы таскали с собою с таким трудом и хлопотами ни на что не годную батарею, раз не было снарядов.
Казаки принесли двух убитых японцев, третьего бросили, потому что неприятель сосредоточил огонь на место, где он лежал, чтобы мы не могли его унести. У нас убит был только один казак и трое ранено.
Убитых японцев похоронили на площадке под деревом, на котором прибили бумагу с надписью по-японски, составленной нашим студентом-переводчиком: «Здесь русские похоронили двух японцев, храбро сражавшихся за свое отечество».
Убитый казак был похоронен в долине, и над его могилой был поставлен крест.
Разбирая обстоятельства дела, можно было заключить, что мы были встречены огнем около двух рот, занимавших передовую позицию, верстах в пяти от Сыгоулина, где, по всем вероятностям, находились их главные силы. О силе и составе этого отряда определения могли быть только гадательными.
Наше появление было неожиданным для неприятеля, что доказывалось присутствием в долине офицера и нескольких нижних чинов, не успевших вернуться к себе на позицию. Кроме трех убитых, японцы понесли еще потери ранеными, подбитыми казаками второй и шестой сотни.
Для обеспечения нашего левого фланга от обхода, был выслан взвод под командой барона Корфа, который к вечеру был сменен четвертой сотней.
Когда перестрелка стихла, генерал приказал отряду отойти назад на три версты и занять деревни для ночлега.
По дороге на кусте казаки приметили бумажку, на которой под начерченной стрелой была надпись по-японски: «Пехотинец, 60 шагов». Переводчик думал, что это должно было указать место погребения японца, убитого вчера разъездом барона Корфа.
Деревня, в которой расположились офицеры, состояла из нескольких фанз; батарея и полки стали биваком.
Я поместился с Меликовым, Корфом и офицерами Аргунского полка: Фусом, графом Бенингсеном и Бенкендорфом. Пепино, прибывший с вьюками, облобызался со своим другом Николаем, которого не видал со времени нашей стоянки в Сяосыре, так как 2-я сотня оставалась там для занятия летучей почты и присоединилась к полку только теперь.