Вернулся с разведки барон Корф; он неприятеля не видел; китайцы говорили, что он отошел к Сыгоулину. Это выходило вроде кадрили: мы делали фигуру, выступали вперед — они отходили; потом это проделывалось в обратном направлении; разница только в том, что с каждой стороны из кадрили выбывало несколько кавалеров.
Генерал Любавин со 2-м Аргунским полком прибыл к месту нашего расположения и приказал нашему полку в составе пяти сотен идти на юг и стать биваком в десяти верстах впереди Сяосыря. Он сам должен был следовать за нами с аргунцами и нашей 3-й сотней. Ожидалось одновременно наступление Восточного отряда на Ляншангуан, отряда генерала Гершельмана, в составе шести батальонов и четырех скорострельных батарей, из Сихеяна на Фанцзяпуцзы и отряда из Бэнсиху.
Мы выступили в шесть часов вечера. Предполагая, что до места, назначенного нам для бивака, мы дойдем безостановочно, я предложил ротмистру Дроздовскому послать разъезд с урядником Матвеевым по дороге, уходящей влево за Сяосырем, которая, по имеющимся сведениям, соединялась с главной дорогой на Сыгоулин, немного далее того места, где мы имели перестрелку 1 июля. Я считал важным ознакомиться с нею, потому что она могла быть нам полезною, как при наступательном движении, так и при отступлении, для предупреждения обхода нашего левого фланга.
Неожиданно для нас командующий полком остановил отряд и приказал стать биваком на высоте за лесом у деревни Самяпу.
Дроздовский беспокоился, что разъезд Матвеева, не встретив нас, пройдет дальше и может нарваться на неприятеля. Я слышал стороною суждения другого сотенного командира, строго критиковавшего отправку мною разъезда, называя ее преступною прихотью. Характерные взгляды двух наиболее способных сотенных командиров: один находил, что опасно посылать разъезд, который может встретиться неожиданно с неприятелем и быть им захвачен или уничтожен; другой называл преступною прихотью требования исследовать незнакомую дорогу для военных целей.
До нашего выступления я послал письмо генералу Ренненкампфу с выражениями пожелания офицеров полка о скорейшем его выздоровлении и возвращении в отряд.
В трех верстах позади нас отделялись в обе стороны ущелья, по которым неприятель мог бы выйти нам в тыл; там имелась хорошая стрелковая позиция; там был фураж; остановились мы здесь, потому что было предписано отойти на десять верст от Сяосыря, а там было только семь. Незачем связывать действия начальника отдельного отряда излишними подробностями, но было бы вполне разумно не придерживаться слишком точно исполнения подобных требований, вызванных только заученными формами, как, например, «отступать под натиском противника»; эта формула вошла как шаблон во все штабы и канцелярии и употреблялась без всякого разбора, — нужно ли действительно отступать с боем или скорее присоединиться к своей части, не неся напрасных потерь. Выставлено сторожевое охранение и послан к Сыгоулину разъезд.
Мы расположились под деревьями на пахучей траве. Вестовые развесили мой сетчатый полог между ветвями с густой листвою, и я мог отдыхать в тени не обеспокоенный мухами.
5
При первых выстрелах на передовых постах отряду было приказано седлать, а когда было получено донесение князя Джандиери о наступлении крупных неприятельских сил, командир полка отвел полк на позиции за деревней Самяпу.
В четыре часа пополудни командир 6-й сотни донес, что неприятель стал биваком и вперед не подвигается.
Я поехал в деревню Санцзядань доложить генералу Любавину о положении дела. От него я получил приказание оставаться до следующего дня на занятой позиции, и если неприятель не перейдет в наступление до того времени, то оставить у Самяпу одну сотню, а отряду вернуться в Сяосырь.