Я спустился и приказал готовиться 4-й и 5-й сотням. Разъезды вернулись и доложили, что на противоположных высотах японцев не было; мы это знали раньше, потому что видели казаков, выезжавших на гребень высот. Я отправился сам туда с сотнями. Дозоры были высланы вперед и в стороны для освещения местности; меня в особенности интересовал лесок, сзади которого был виден дым, исчезнувший, как только мы появились на горе. Справа послышалось три ружейных выстрела; вернувшийся разъезд доложил, что выстрелы были слышны близко, но стреляли не по ним. Казакам было приказано не показываться, а я с офицерами поднялся на гребень горы, откуда открывался второй ряд высот, которые, судя по карте, находились впереди деревни Санцзяцзы, занятой японцами. Только что мы залегли за камнями и навели бинокли в сторону высот, из-за леса стали выходить японцы, одетые в хаки с белыми штиблетами[87]
. Расстояние до них было не более полутора верст. Японцы становились примерно в пятидесяти шагах один от другого, заняли они протяжение около версты, — это было густое сторожевое охранение, но они, очевидно, не подозревали о близости русских, так как становились совершенно открыто и не высылали патрулей вперед.Одну минуту я подумал спешить сотни, подвести сюда и дать по японцам залп, — какой переполох мы им учинили бы! Было очень заманчиво, да как посмотрело бы на это начальство? Моя задача была определить местонахождение и намерения неприятеля, а не обнаруживать себя без надобности и не вызывать его на проявление усиленной деятельности в этом районе, где пути к Мукдену не защищались никем. Моя задача была выполнена: мне было точно известно, что из Санцзяцзы неприятель вперед не продвигался и, вероятно, не намеревался в близком будущем переходить в наступление, так как этому предшествует обыкновенно посылка вперед разъездов и рекогносцировочных отрядов, что не было замечено. Я оставил один взвод для наблюдения за неприятелем до наступления темноты, остальные части повел в обратный путь. Небо заволокло грозовыми тучами, ночь настала быстро, молния беспрерывно прорезывала темноту и ослепляла настолько, что мешала ориентироваться. Пошел крупный дождь. Справа показалась профиль сопки, за которой должны были находиться арьергардные сотни. Послышался оклик: «Кто идет?» Мы подошли к заставе 6-й сотни у выхода в небольшую разоренную деревню, из которой жители бежали. Проводник из заставы повел нас на стоянку 2-й и 6-й сотен; побродили мы по гаоляну, через канавы и лужи грязи, добрались до площадки, где стояли сотни, но теперь их там не было; среди потоптанного поля виднелись только кучки золы от догоравших костров. Я послал разыскать 2-ю и 6-ю сотню; в ожидании их мы отошли к деревушке и вошли в фанзу, казавшуюся менее разоренною. Нам представилась картина полного разрушения — ящики и сундуки были взломаны, всякая рухлядь была разбросана по полу и на канах, грязь, пыль невообразимая. Мой трубач расчистил нам место на кане, развел огонь в очаге и собирался заварить чай, но воды не оказалось — казаки колодца не нашли, в речке вода от ливня была так взмучена, что не годилась для питья, а ту, которую нашли в чанах, я не позволил брать, потому что эти чаны китайцы никогда не чистили, и на дне накоплялся густой вонючий слой грязи.
Обшаривая нашу фанзу, казаки нашли немного яиц и стали варить их в чане. Кроме моего трубача, ни один из них не подумал предложить яйцо голодным офицерам — сердечность тоже требует некоторой культуры, а у забайкальцев она проявляется довольно слабо. У меня было с собой несколько коробок самосогревающихся немецких консервов, и я их предложил офицерам.
Прибыл к нам в фанзу корнет Павлоградского полка с разъездом от генерала Самсонова. Он рассказал нам о бегстве с Янтайских позиций 54-й резервной дивизии генерала Орлова[88]
, о том, что кавалерийские офицеры подошедшего 1-го Сибирского корпуса стали во главе разрозненных частей этой дивизии и повели их вперед. Генерал Куропаткин отошел от станции Янтай к Шахэ[89].Гроза прекратилась. Мы выступили, имея в авангарде 4-ю сотню есаула Бодиско; 2-я и 6-я сотни шли вслед за нами. Скоро авангард остановился — мы заблудились и не знали, куда идти. Я вызвал вперед 2-ю сотню, командир которой князь Меликов хвалился, что он ночью видит хорошо, а его Николай зрячий как кошка, и для него все равно, что день, что ночь. Повел нас Николай, прошли полчаса и остановились — Николай тоже потерял дорогу. Князь Меликов сказал, что мы шли не туда, что нужно было взять вправо, — свернули мы вправо, пошли по гаоляновому полю, но на дорогу не вышли. Послышались сбоку голоса: «Вот дорога», идем по этому направлению, потом повернули назад, а дороги все нет.