19 августа.
Деревня Пацзяцзы была еще не тронута ни нашими, ни неприятельскими войсками; здесь было изобилие скота, птицы, соломы чумизы. В семь часов утра я послал подъесаула Филиппова с разъездом для отвоза донесений генералу Любавину и для связи с его отрядом. Разъезд, посланный по направлению к Санцзяцзы, был встречен неприятельским огнем; когда спускался с перевала; он отступил, заметив движение одиночных людей по сопкам в обход перевала. На западе, в той стороне, куда направился Филиппов, была позднее замечена неприятельская колонна, примерно одна рота, идущая на север. На сопках с правой, западной стороны слышались одиночные ружейные выстрелы.Хотя в предписании Трухина от 18 августа сказано, что я должен отходить на Мукден, «не теряя по возможности соприкосновения с неприятелем», но мне сдавалось, что эта фраза была вставлена как обычное добавление к слову «отступать» или «отходить»; не следовало ли мне, напротив, присоединиться возможно скорее к моему полку, чтобы принять участие в боях, которые идут под Ляояном? От китайцев мы узнали, что большой наш отряд стоял верстах в тридцати отсюда, по направлению к Мукдену; я решил направиться туда, передать начальнику этого отряда о движении неприятельских частей к северу, а самому направиться на Фындяпу, 2-й этап от Мукдена на Бэнсиху, где, по моему соображению, должен был находиться наш полк.
В пять часов пополудни я отправил в Иншоупуцзы 1-ю сотню с вьюками, а сам остался с 3-ю сотней в ожидании возвращения разъездов, заставы и сторожевых постов.
Позади нас в боковом ущелье, идущем на запад, раздался ружейный залп, я послал туда один взвод на поддержку, полагая, что стрелял наш разъезд, но взвод вернулся, пройдя в этом направлении несколько верст и не видев никого. Мы ушли, когда стемнело, оставив на месте заставу, и пришли поздно ночью в село Иншоупуцзы. Аничков занял для нас роскошную фанзу.
20 августа.
Я направился со своими сотнями на северо-запад к тому отряду, о котором нам говорили китайцы вчера. Пройдя верст пять, мы вышли на равнину и вздохнули свободно — вероломные сопки, столько раз таившие засады, удалились от нас в обе стороны, понижаясь до степени безобидных холмов. Немного далее мы вошли в деревню, где нам сказали, что русские войска отошли по ту сторону Хуньхэ. Я решил дальше не идти и после привала направился прямо на Фындяпу. Остановив отряд, мы слезли с коней и подошли к чистенькой фанзе; она была заперта, а когда казаки стали стучаться в дверь, из окна показалась молодая китаянка с кочергою в руках, которою угрожала казакам. Пока мы с нею переговаривались, стараясь убедить ее, что мы ей зла не сделаем и за все заплатим, один казак проник в фанзу сзади и обезоружил ее, — она ругалась, бросалась на казака с кулаками, а тот добродушно смеялся и отстранял ее. Чтобы умиротворить китаянку, я ей дал три рубля, она сразу повеселела и пошла искать для нас кур и яиц.Опять мы вошли в горы; слышанные впереди глухие, отдаленные орудийные выстрелы теперь доносились явственно и, казалось, верстах в двадцати по птичьему полету. Прошли через богатое село Ляговю и свернули на юго-запад по арбяной дороге. Часто слышались ружейные и фальконетные выстрелы, вероятно, хунхузов, нападавших на мирных жителей.
От Ляговю до Фындяпу было тридцать верст, мы остановились на ночлег на полпути в деревне Цынзяпуцзя.
21 августа.
До Фындяпу было пятнадцать верст. Дорога шла по гребню невысоких гор, откуда был чудный вид на широкую долину, простиравшуюся до Мукдена и дальше. Мы не можем свыкнуться с радостью не находиться среди живописных, но теснивших нас сопок приторной Маньчжурии, с которых можно было постоянно ожидать залпа от невидимого неприятеля. Сравнивая настоящую войну с турецкой, бросается в глаза, как бездымный порох изменил психологию бойцов: белые дымки выдавали противника, и на каждый выстрел можно было отвечать тем же, что давало уверенность в нанесении потерь неприятелю и надежду его отбросить. Теперь же видишь неприятеля только издали при передвижениях, а вблизи — только при столкновении, во время атаки или обороны защищаемой позиции. Один раз наши казаки атаковали сопку, чтобы выбить японцев, стрелявших оттуда, но на сопке не было никого; японцы стреляли с противоположной стороны — обмануло эхо.Вся поэзия прежних войн пропала, нет более того подъема духа, того радостного настроения, которое вас охватывало при удачном бое. Результаты боев неизвестны до той поры, пока неприятель отойдет и вам удастся продвинуться вперед или же самому приходится отступать. И японцам, и нам редко доставалось окружить противника и заставить его положить оружие; ни нам, ни им не удавалось наносить другому такого поражения, от которого нельзя было бы оправиться.