Дневник забайкальского казачьего офицера. Русско-японская война 1904–1905 гг.

Появление внизу разъезда, направлявшегося к перевалу, дало надежду, что это неприятельский разъезд и нам тоже может предстоять дело, но мы скоро были разочарованы — показались белые лошади, значит, наши, — у японцев белых лошадей не было, потому что они слишком заметны и представляют хорошую цель. Это был разъезд из корпуса генерала Засулича, с двумя офицерами Генерального штаба, искавшими позиции, чтобы удержать натиск неприятеля в случае его перехода в общее наступление.

Явились китайские лазутчики, посланные Меликовым из Иншоупуцзы; они показали, что в Бэнсиху собраны японцами большие склады, преимущественно рису. До девяти тысяч человек эшелонировано от Бэнсиху до Баньюпузы, у них было десять полевых и двенадцать горных орудий. Войска и продовольствие доставлялись с юга.

Палатку, уступленную мне Филипповым, мои вестовые разбили на краю бивака.

5 сентября. Погода испортилась, стал моросить мелкий дождь. Из Главной квартиры прибыл с разъездом сотник Даногуев, брат отбывшего вчера хорунжего. Даногуев имел специальную задачу — производить разведки в тылу у неприятеля.

Горцы из разъезда Даногуева, обшаривая импань, нашли в главной фанзе под каною бочонок в три пуда пороха. Мы его рассыпали и спалили. Хорошо, что Пепино не подумал заготовить очаг под тою каною, — я там сидел и наверно взлетел бы на воздух.

От командующего полком получил известие, что завтра, 6 сентября, прибудет 3-я сотня на смену 2-й; я сейчас предложил командиру 2-й сотни присоединиться к полку. В два часа она выступила, а я с 1-й сотнею переселился в импань, выслав предварительно разъезды в сторону Санцзяцзы и Мацзюньданя. Сторожевое охранение установлено на ближайших сопках, и поддерживалась постоянная связь с заставой у Уанфулина.

На возвращенном мне конверте от донесения, посланного мною в отряд на боевой позиции, Шнабель написал: «Рекогносцировка наша выяснила, что к северу от Баньюпузы, у деревни Худзялин, у японцев сильная позиция. Имели дело с передовыми частями. Раненых около десяти, больше пехоты, шрапнелью. Подступы к главной позиции трудны. Возвращаемся на бивак. Определили 12 орудий. К тем 3–4 тысячам, которые были у Баньюпузы, вчера подошли еще 5 тысяч (так говорят китайцы)».

Показанная на карте деревня Хуанлин, которую мне было приказано занять, состояла из ряда деревушек и хуторов по две и три фанзы, на протяжении 4–5 верст, начиная от места расположения нашего бивака к югу. Я стал биваком на этом месте, потому что оно находилось на перекрестке трех главных путей сообщения, из коих два вели в сторону неприятеля. Подвигаясь вперед, я оставлял у себя в тылу выходы этих путей на долину, ведущую к единственному сообщению с отрядом чрез Каоутулинский перевал; кроме того, размещение казаков по одиноким фанзам раздробило бы наши малые силы, что было бы, конечн, опасным.

6 сентября. Полил обложной дождь. В полдень прибыл подъесаул Вишняков с 3-й сотней. Не имея возможности расположить ее в импани за недостатком места, я приказал Вишнякову вести сотню вниз по долине и занять одну из деревень Хуанлин, где весь отряд мог бы разместиться. В крайнем случае мы стали бы на бивак, хотя в дождливую и холодную пору это могло бы вызвать заболевания, что затруднило бы подвижность летучего отряда; мы имели врача (Терешковича), но никаких средств для оказания помощи заболевшим и эвакуирования их в штаб полка.

В 4 часа пополудни я выступил с 1-й сотней и занял разоренную деревушку напротив расположения 3-й сотни. Было тесно и неудобно; обе деревушки были разбросаны у подножия противоположных цепей гор, куда неприятель мог бы пробраться незамеченным и напасть на нас врасплох, в особенности ночью, когда на бдительность казачьего охранения нельзя было положиться. С нами стал тоже разъезд Даногуева.

Я решил на следующий день передвинуться на юг в большую деревню Чаухуанцзай, где мог бы разместиться вместе весь наш отряд, а сейчас приняты были все доступные нам меры охранения, из которых я считал наиболее действительною отправку одного за другим разъездов. Все лошади, кроме дежурной части, были расседланы.

7 сентября. Я выслал подъесаула Федосеева с разъездом от 3-й сотни для связи с дагестанцами через Санцзяцзы и Бейлинпуцзы. Даногуев со своим разъездом отправился тоже с ним, а я с трубачом сопровождал их до деревни Чаухуанцзай, которую хотел лично осмотреть до перевода туда сотен. Места оказалось более, чем нужно, и я послал обратно трубача с приказанием отряду перейти сюда, а сам остался в кумирне, так как у меня сильно разболелась голова. На мои вопросы, были ли вблизи японцы или хунхузы, жители деревни отвечали «мэю», но я знал, конечно, что им доверяться не следовало. К кумирне стали подходить китайцы, и скоро их набралось более сотни. Я подумал, что, пожалуй, было неосторожно остаться одному в незнакомой деревне, где наверно были хунхузы, как во всем этом районе. Не прошло часа, как ушел отсюда на юг Федосеев и Даногуев, как раздались там выстрелы.

Один бонза прибежал и сказал: «Ипен много, много».