Я миновал деревню, в которой разместился наш полк, оставив там мои вьюки, и проехал на рысях в штаб дивизии, четыре или пять верст дальше на юг.
Было совсем темно, когда я вошел в фанзу, занятую генералом Ренненкампфом. Он сидел за столом и диктовал донесение капитану Шнабелю. Выслушав меня, он стал диктовать новое донесение с моих слов. Окончив доклад, я вернулся в расположение полка, в занятую мне вестовыми отдельную фанзу. В полку на ночь лошадей не расседлывали, тогда как сам начальник отряда находился впереди.
Ночью было получено приказание из штаба отряда быть готовым к выступлению в 8 часов утра.
Пришлось сделать в обратном направлении весь путь, пройденный мною вчера. Я вспомнил, что генерал хотел мне дать продолжительный отдых, вызвавши в отряд; оставляя меня на месте, в Хуалине, пожалуй, предоставил бы более действительный отдых.
В Пацзяцзях мы застали войскового старшину Иолшина с сотнями; он собирался отступать, ввиду полученных от китайцев сведений, что неприятель перешел в наступление. Однако мы перевалили чрез Каутулин, миновали Хуалин и пришли на ночлег в деревню Чаухуанцзай, не встретив японцев, — они отошли назад, вероятно, предупрежденные о движении значительного отряда.
Было холодно и сыро.
Начальник штаба дивизии полковник Российский сказал мне, что он не подозревал, что стоянка моих сотен была так удалена от отряда.
Мы двинулись сперва на юг по долине, идущей в Санцзяцзы, верстах в трех мы свернули на запад по широкой дороге, среди узкой долины, но, проходя через деревню, от жителей узнали, что дорога дальше не идет, а ближайший путь в Каотайцзы идет через гору. Стали мы подниматься по углубленной тропе на сопку, не очень высокую. С помощью шанцевого инструмента, выданного артиллеристами (своего у казаков не было), казаки расширяли дорогу для орудий и помогали их втаскивать. Спуск был легче, но, тем не менее, потребовалось около двух часов, чтобы перебраться через горы. Дальнейший путь лежал вдоль ручья по совершенно ровной долине, все более и более расширявшейся.
Пройдя около двенадцати верст от перевала, мы подошли к широкой поперечной долине, идущей с юга на север; по ней пролегала дорога из Уйянньина на Баньюпузы. Барон Корф был послан со взводом к Уйянньину, он должен был разведать неприятеля. Мы же свернули на север, не останавливаясь в Каотайцзы.
В авангарде шли 1-я и 4-я Аргунские сотни. Когда мы подходили к деревне Хоэлин, хорунжий Гейзелер, адъютант генерала Ренненкампфа, передал Трухину приказание остановиться за деревнею, а два орудия вытребованы вперед.
Через несколько минут была потребована 1-я головная сотня вперед на позицию, остальные сотни остались за горой. В это время прибыл прапорщик запаса барон Корф, доложивший генералу, что, подходя к Уйянньину, он был обстрелян передовыми частями с сопок. Ему было приказано вернуться назад и удержать во что бы то ни стало поворот долины к востоку на пути нашего отступления. Я просил командующего полком дать Корфу еще один взвод ввиду важности возложенного на него поручения, но он не согласился, так как на это не было особого приказания начальства.
Наш авангард уже завязал перестрелку с неприятельской заставой. Сотник Рыжков стрелял из винтовки по двум японским офицерам на близком расстоянии, но промахнулся. Японцы были, очевидно, застигнуты врасплох — они никак не ожидали, что русские войска могли появиться в тылу и в самом центре их расположения. Встреченные нами неприятельские обозы поворотили назад и бросились наутек. Большое стадо рогатого скота, лошадей и мулов было собрано в одной лощине недалеко от нас; аргунцы пытались ими завладеть, но японцы сильно обстреливали эту лощину, и удалось только Рыжкову захватить доброго коня.