Вдали, на север, были видны палатки; по всем вероятностям, это было бивачное расположение большего неприятельского отряда. Наши горные орудия открыли по ним огонь. Моментально там все закопошилось, войска собирались бегом и шли нам навстречу, другие заходили в сторону, может быть, чтобы поддержать более слабые части или идти нам наперерез. Бой уже длился более часу, потери у японцев были, вероятно, чувствительные, у нас же был убит только один казак Аргунского полка. Оставаться дольше было невозможно. В четыре часа генерал дал приказание Трухину отступать с главными силами и артиллерией, сам же он прикрывал отступление с двумя Аргунскими сотнями и нашей 1-й сотней.
Генерал Ренненкампф замечательно верно определял минуту, когда нужно было уходить, — не слишком рано и не слишком поздно. В первом случае не были бы использованы все средства атаки или обороны и мог быть упущен благоприятный оборот боя, во втором — можно понести напрасные потери без ущерба противнику. Если отступление решено, то следовало его начать прежде, чем неприятель завладеет позицией, с которой он будет громить путь отступления совершенно безнаказанно.
Сегодняшний набег был очень смелый и выполнен блестящим образом: мы прошли вперед и должны были вернуться на протяжении почти двадцати верст вдоль фронта неприятеля. Японские отряды, расположенные по правому берегу Тайцзыхэ от Бэнсиху до Бейлинпуцзы, были соединены телефонною сетью и могли во всякую минуту выдвинуться вперед и заградить нам путь отступления. С другой стороны, от бивака, который мы обстреливали, могли двинуться войска через Уанфулинский перевал и зайти нам в тыл. Достаточно взглянуть на карту, чтобы понять, в каком положении мог бы очутиться отряд, если бы японцы не потеряли головы. Конница могла бы, конечно, прорваться всюду, но с нами была батарея.
Самое опасное место было перевал, чрез который нам предстояло ночью перевезти орудия. Я сказал Трухину, что было необходимо послать вперед на рысях хоть полсотни, чтобы предупредить занятие перевала неприятелем. Он мне ответил, что без приказания генерала он этого сделать не может.
Генерал Ренненкампф остановился в Каотайцзы, чтобы пропустить назад отряд. Со стороны Уйянньина неприятель потеснил барона Корфа, и, конечно, он с одним взводом удержать его не мог. Филиппов с 1-й сотней был отправлен на его поддержку. Они должны были прикрывать отступление отряда на повороте долины к востоку, там шла довольно оживленная перестрелка. Неприятельские части уже заняли прежнюю нашу позицию и по сопкам двинулись на восток нам наперерез, но отряд успел отойти и был вне выстрелов. Тем не менее, японцы провожали нас залпами, перебегая с сопки на сопку, в течение полутора часов. Последние залпы были такие отдаленные, что мы думали, не вступили ли они в бой с частями соседнего 3-го корпуса.
Подъезжая к перевалу, я принял решение действовать самостоятельно, не дожидая распоряжения начальника. Если только перевал был занят неприятелем, я скомандую «марш — марш» и брошусь на него в атаку с головными сотнями. Его можно было сбить только внезапным натиском, легче также увлечь своих, не дав им опомниться.
Мы тихо поднимались на гору. С минуты на минуту я ждал сверху выстрела и, признаюсь, был разочарован, когда дозорные добрались до вершины, не встреченные огнем. Нет, японцы положительно не умели пользоваться нашими ошибками.
Когда мы спустились в долину, нас обогнал генерал. Приказано было остановиться на ночлег в деревне Чаухуанцзай.
Только что я устроился в отдельной фанзе и приказал снять вьюк, раздались выстрелы на сторожевых постах. Прибежал вестовой, довольно взволнованный: «Ваше высокоблагородие, там залпуют, в сотнях вьюки не снимали, так как прикажете?». Я его послал в штаб дивизии спросить, будут ли расседлывать на ночь. Через несколько минут он вернулся и сказал, что слышал, как генерал сказал своим казакам, чтобы расседлывали, и что мы останемся здесь до утра; это его совершенно успокоило, хотя перестрелка еще продолжалась.
Раз ночью будят генерала и говорят ему, что в передовом охранении тревога, что неприятель наступает. Он ответил: «Пошлите сказать неприятелю, чтобы меня не беспокоил, я хочу спать», — повернулся на другой бок и уснул, а неприятель действительно его не беспокоил до утра.
Я слышал, как казаки говорили: «Когда генерал Ренненкампф ведет отряд, так знаешь, что хоть убьют, то за дело».
Вот какое доверие он сумел внушить своим казакам, и это громадный козырь в руках начальника.
На вершине Каутулина похоронили убитого вчера казака, в присутствии генерала и всех офицеров. Воинские почести отдавали по взводу от Аргунского и Нерчинского полков.