Вечером я вышел из своей фанзы в конце деревни и столкнулся за воротами с двумя фигурами, которых в темноте не мог разобрать, — один был очень высокого роста, другой маленький, оба в фуражках не русского образца, с длинными, выступающими козырьками. В первую минуту я подумал, не японские ли это шпионы; они спросили меня что-то на непонятном жаргоне, воображая, что говорили по-русски, и я догадался по выговору, что они англичане, вероятно корреспонденты. Высокий, был американский корреспондент Литль, что по-английски значит — маленький, другой был корреспондент «Нью-Йорк Гералда» — Мак-Куллах. Они очень обрадовались, что могли говорить со мною на своем родном языке.
Мы узнали, что генерал Ренненкампф был теперь неожиданно подчинен командиру 3-го корпуса — это было очень жаль, потому что успешное выполнение его задачи требовало действий вполне независимых. Последствия этого подчинения уже сказались, — нам было приказано остановиться в Санцзяцзах на два дня, чтобы подравняться с другими войсками, значит, потерять выгоду внезапного нападения на неприятеля и дать ему время приготовиться и получить подкрепления.
Наши сотни шли в голове колонны, в авангарде — 6-я сотня князя Джандиери. У него скоро завязалась перестрелка с передовыми частями неприятеля, которые отступили.
Когда мы вышли на широкую равнину, против Уйянньина, пехота не дошла еще до него версты. Предполагая, что в Уйянньине японцев не было, так как все было там тихо, генерал Любавин приказал есаулу графу Келлеру выехать вперед на рысях с 4-й сотней и занять его, мы следовали за ним. Как только Келлер подъехал к броду, чтобы переправиться в местечко, расположенное на берегу Тайцзыхэ, оттуда и с ближайших сопок посыпались на него выстрелы. Весь конный отряд с артиллерией переправился через реку под сильным ружейным огнем, продвинулся вперед довольно широкой рытвиной, по которой можно было провезти орудия, и вышел позади местечка у крайней околицы; там батарея снялась с передков и открыла частый и очень удачный огонь по сопкам, занятым противником. В это время подошла пехота, Уйянньин был очищен от неприятеля, защищавшего еще довольно упорно ближайшие сопки. Наши пехотные цепи перешли в наступление.
Генерал Петеров, его начальник штаба полковник Беляев, генерал Любавин и мы, штаб-офицеры конного отряда, наблюдали за ходом боя с небольшой кумирни против улицы, ведущей на сопки, по которым двигались атакующие. Японцы участили огонь. Раненых проносили вереницею на перевязочный пункт. Это была решительная минута — чья возьмет. Но тут наша конно-горная батарея, стрелявшая из-за фанзы перекидным огнем, поддержала атаку пехоты, и японцы начали отступать.
Наши потери были исключительно в Мокшанском полку: убит один офицер и один ранен, нижних чинов выбыло из строя около сорока. У нас был убит только один казак 5-й сотни. Несмотря на то что моя лошадь вместе с другими находилась в сравнительно защищенном месте, она была легко задета пулею.
Прекрасно работали наши горнушки — к сожалению, из имевшихся 170 снарядов было израсходовано 96, осталось всего только 74.
Заботкин и я заняли разоренную фанзу, в которой был заготовлен японцами обед из риса и овощей, но они не успели его съесть, — наше появление было неожиданным и атака настолько стремительная, что они бросили на месте боя двух раненых.