Сегодняшний день должен был стать самым счастливым за всю неделю, а потом я обнаружила письмо Дункана, показавшееся мне зловещим и, конечно, содержавшее требование как можно скорее прислать Нелли. А чем еще это считать, если не требованием, когда он пишет, что Несса утомлена непрерывной работой и ответственностью?! Поэтому я отправила телеграмму, в которой сказала, что она приедет на 3 недели, если их это устроит; прелюдия к телеграмме была неприятной, а постскриптум, чувствую, окажется еще хуже[1103]
. На данный момент наш дом представляет собой небольшой островок для рожениц; вчера вечером позвонила Карин и предложила взять Энн, Джудит и Мейбл[1104] на две недели, пока они будут в Эшеме. Но никто не понимает, как трудно отпустить кухарку или взять детей, когда ваша жизнь устроена совершенно иначе. Впрочем, хватит писать о чужих неприятностях — их и в своей жизни достаточно. К тому же, мы отказались.В четверг у нас ужинали Брюс и Елена [Ричмонд] — заметное событие. Но все прошло довольно мирно. Они, по крайней мере, находятся далеко за теневой чертой; Брюс оказался более мягким, нежным и менее щегольским, чем я ожидала, — весьма приятно видеть таким своего редактора. Что касается Елены, ее особенное черное платье с нефритовым украшением нельзя было не заметить, равно как и седые волосы, обрамляющие лицо оттенка цветка миндаля. При всей величавости и спокойствии от нее веяло меланхолией несбывшихся надежд и, если не ошибаюсь, молчаливой покорностью вместо чего-то теплого, что слегка тронуло меня, пытавшуюся угадать причину всего этого. Она почти не участвовала в разговорах, но была способна обсуждать с Л. Акт об Индии[1105]
и индийские религии[1106], так что, смею думать, ее медлительность и кажущаяся тупость объясняются лишь ощущением себя не в своей тарелке в моем присутствии. Мы много говорили, особенно об Эшеме, разумеется, и вечер прошел тихо, спокойно, всего с парой неловких пауз, которые случаются и в их доме. Брюс относится к жене скорее как к большому чудесному ребенку.