Дневники, 1915–1919

11 апреля, четверг.

Сегодня днем были в «1917», но все-таки нужно описать погоду. Представьте, что вы живете внутри желтого воздушного шарика, где потолок то сверху, то снизу, в атмосфере затхлого воздуха. Такое сейчас ощущение. Когда потолок давит слишком сильно, чуть ли не касаясь головы, нам приходится включать электрический свет, как мы сделали это за обедом. Время от времени идет дождь, не приносящий, однако, облегчения. По дороге в Лондон в поезде горели все лампы. Я сходила в «Omega», забрала свои картины и столкнулась с Роджером, который нес целый рулон рукописей якобы с переводом «Лисистраты». Имея средние познания в греческом языке, он перевел ее из желания поставить пьесу, но не знает, как далеко все это зайдет. Я несла картины всю дорогу до Джеррард-стрит[661], остановившись на Поланд-стрит, чтобы заплатить 5,5 шиллингов и получить наконец-то свои старые золотые часы, отличительные черты и великолепие которых особенно заметны после полугода в «Ingersoll[662]». В клубе я обнаружила… Нужно ли описывать одну и ту же сцену снова и снова? Думаю, замена тостов на булочки с медом интересовала меня куда больше, нежели обрывки разговоров Скарра[663] и Маршалла[664] или бледная и скованная бедняжка Аликс. Лишив ее двух недель с Джеймсом, я чувствовала себя немного виноватой[665]. Л. вернулся с собрания по поводу рабов и снова собирается уйти — на прощальную вечеринку в честь Берти[666] у миссис Гамильтон[667]. Вчера вечером он провел на собрании Лейбористской партии менее получаса.

13 апреля, суббота.

Прощальная вечеринка Л. была щедро усыпана нашими непослушными друзьями. Я не понимаю, почему их достоинства, собранные в одной комнате, так удручают. Там были Дора[668], Адриан, Карин (она объявила, что ждет ребенка), Бернс[669], Аликс и т. д. Берти сломлен, и его могут посадить в тюрьму либо за статью, либо за убеждения совести. Новый законопроект загребает мужчин старшего поколения[670]. Все их убеждения сейчас под вопросом, но пока они, похоже, склонны держаться подальше от тюрьмы.

Погода в пятницу стояла приятная: солнце, цветение, листья естественного цвета. Печать заняла всю вторую половину дня, но это был первый вечер, который мы провели наедине за долгое время, расслабившись в креслах, но наше совместное чтение прервал Уолтер Лэмб. Проанализировав разговор, я и Л. согласились, что он был немного лучше обычного. Уолтер долго рассказывал о своей прогулке в метель, причем каждой детали придавалось значение, более интересное ему, чем нам, однако даже самый страстный романс, исполненный этим голосом, приводит в уныние. Лорд Кентербери снова вышел на первый план. Он изучает Персию и подарил Уолтеру «Тысячу и одну ночь[671]». Он живет в недостаточно фешенебельном доме. У него есть лакей-итальянец, который через своего друга достает мясо в любом количестве. На днях у двери Уолтера оставили немного бараньей вырезки. Он полагает, что снова не устоит перед искушением. За неимением времени Уолтер бросил читать, но продолжает экзаменовать юношей по классике. Рассказал нам истории о Д. Д. Томсоне[672], мать которого держит маленький магазинчик, где Уолти в детстве покупал сладости. Так разговор скользил от одной темы к другой; У. сидел между нами; Л. открыто зевал, а я пыталась делать это украдкой. Академия хранит свои драгоценные картины, всего 18 штук, в какой-то шахте[673]. Их предупредили, что в конце месяца ожидаются бомбы, которые сначала окопаются на 20 футов в землю и только потом взорвутся.

Сегодня, в субботу, мы печатали и закончили 6 страниц — своего рода рекорд, ведь работа началась лишь во вторник. Холодный мрачный день; очень плохие новости в газетах[674]. Тучные красномордые пожилые мужчины заметно взволнованы. В Ирландии вводят воинскую повинность. Не будь у людей ощущения, что политика — это изощренная игра, затеянная для поддержания тонуса у кучки мужчин, обученных данному спорту, они были бы подавлены. Порой так и есть, а я все же иногда пытаюсь понять значение некоторых понятий и фраз, которые нами управляют. Сомневаюсь, что большинство людей вообще об этом задумываются. О свободе, например.

Вчера вечером звонил Дезмонд. Боюсь, мотивация некоторых наших друзей не выдержит проверки. Его книга выходит в понедельник, а он, забывающий все подряд, до сих пор помнит мое невнятное шуточное обещание, данное по меньшей мере год назад, написать рецензию на нее в «Times». Он шлет мне экземпляр[675] и хочет погостить у нас. Сейчас я размышляю о том, как поступать с этими проклятыми авторами…

18 апреля, четверг.