Дневники, 1915–1919

Потом я поехала в Гилфорд. Не знаю, как уместить 3 или 4 часа беседы с Роджером на этой странице (а мне еще надо прочесть Виолу Мэйнелл[680]), но мы говорили обо всем на свете: о старости и одиночестве, о религии и морали, о Нессе и Дункане, о французской литературе и образовании, о евреях, браке и «Лисистрате». Время от времени он зачитывал наизусть цитаты из Пруста[681] (забыла название книги) и своего перевода «Лисистраты». Проснувшись следующим утром, мы обнаружили, что холмы покрыты снегом, добрались под пронизывающим ветром и дождем в «Omega», то есть аж на Гордон-сквер, где сначала показали[682] нового Делакруа[683], а затем Сезанна[684]. На картине Сезанна шесть яблок. «Чего только нет в шести яблоках?!» — думала я. Там и их взаимосвязь друг с другом, и цвет, и цельность. Роджера и Нессу занимали куда более сложные вопросы: чистые краски или смеси, а если чистые, то какого цвета, изумрудного или вер-гинье[685]?! Потом их интересовала техника наложения красок; затраченное время; какие изменения вносил художник и почему; условия, в которых ее писали… Мы перенесли картину в соседнюю комнату, и… О боже! Как она смотрелась среди других полотен! Будто кто-то положил драгоценный камень к бижутерии. Остальные холсты казались измазанными тонким слоем дешевых красок. Яблоки стали краснее, круглее и зеленее. Подозреваю, что эта картина обладает неким таинственным свойством опьянять… Весь день шел дождь; Л. уходил на чай с Голди и привел его к нам на ужин. Голди был «унижен» падением Байеля[686], но все равно рассказывал свои лаконичные причесанные истории, а я пошла в Гильдию, которая порадовала меня здравым смыслом и подтверждением того, что она каким-то непостижимом образом хоть что-то значит для этих женщин. Несмотря на торжественную пассивность, у них есть глубоко скрытое и невнятное стремление к чему-то большему, выходящему за рамки повседневной жизни. Полагаю, дамы наслаждаются всей этой помпезностью чиновничества и выборов, потому что они отчасти и символизируют то большее. Дамы покаялись в своих оскорблениях, которые они позволили себе в адрес женщины из-за сифилиса[687]. Думаю, это делает им честь. По их словам, с тех пор они успели выяснить, что она говорила только правду. Дамы попросили меня найти им лектора по сексуальному просвещению. Миссис Хискок рассказала о том, как ей пришлось пригласить подругу, чтобы та объяснила дочери про цикл, и до сих пор она чувствует себя очень неловко, если дочь находится в комнате во время обсуждения сексуальных тем. Дочери уже 23 года.

В среду [17апреля] Л. отправился на обед с Раунтри и таким образом сделал еще один важный шаг на пути к креслу редактора. Нужно подготовить макет. Р. все еще увиливает от обсуждения денежного вопроса, но все равно отметил: «Ты тот самый человек!». Рука Л. дрожала так, что он остался голодным. Это произошло исключительно из-за обсуждения дел до трапезы. Я ходила в «Caslon[688]» и сидела в их солидной внушительной приемной среди пустых стендов и гладких столов, пока мне несли шестипенсовые буквы «h» (строчные), а печатник Банка Англии велел немедленно привезти ему 2000 фунтов [≈ 907 кг] шрифтов в фургоне, поскольку такси это явно не под силу. Я получаю огромное удовольствие от разговоров авторитетных людей, которые отдают свои приказы с такой важностью и ясностью, не тратя ни слова впустую, и эта простота — в каждом жесте и лице. Чай в клубе «1917»; там были Аликс, Брин и Ноэль, и все они мне очень не понравились. В четверг мы немного прогулялись, но ветер пробирал до костей — мало удовольствия. Затем Л. обедал с Маргарет. Он превращается в того, кто почти никогда не ест дома, но в нашем кругу обед или ужин — скорее деловое мероприятие, чем радостное событие. Ты либо с кем-то встречаешься, либо идешь что-то уладить, либо попрощаешься с арестантом. Однако дело Берти по-прежнему висит на волоске. Сегодня я получила книгу Дезмонда, присланную, к сожалению, по инициативе автора. Когда я попросила книги Д. и Литтона, Ричмонд сказал: «Хорошо, если вы сможете сохранить это в тайне». Я не могла обещать и посему написала, чтобы он их не присылал. Теперь нужно сообщить Дезмонду и Литтону. Думаю, они не станут убиваться, но точно встревожатся, а я толком не знаю, радоваться мне или сожалеть. Полагаю, я бы могла сказать несколько умных вещей и парочку правдивых, однако полностью избежать неловкости, когда серьезно пишешь о людях, которых так хорошо знаешь, точно бы не вышло.

19 апреля, пятница.