Я пишу в ожидании Филиппа Моррелла к ужину, но не то чтобы на этом нужно останавливаться. За окном дует восточный ветер, льет дождь и снова серое небо. Письмо от Гарри Стивена[726]
намекает на визит, словно все эти годы у него была привычка заглядывать к нам после ужина раз в неделю. Кровные узы? Что-то очень странное происходит в мозгах у Стивенов. Л. чувствует себя лучше, хоть и не до конца здоровым. Зуб был как древний мамонт. Сейчас мне надо прочесть «Мелочи» Логана[727]. Л. отправился на заседание Лиги Наций в Палату общин[728]. У меня, как обычно, наплыв книг для рецензий: три Чехова[729], Логан, Сквайр[730] и Меррик[731] нависли надо мной.От наплыва литературы я избавилась и Сквайра в рецензии тоже хорошенько пожурила. По неудачному совпадению одновременно с книгами случился такой наплыв людей, что я отупела до немоты, но взяться за перо сразу по возвращении из Эшема означает, надеюсь, неувядающие надежды на то, что дневник теперь является моим неотъемлемым продолжением и развитием — растрепанным, вьющимся растением, у которого на каждый цветок приходится ярд [≈ 0,9 м] зеленого стебля. Метафора придумана в Эшеме.
Позвольте для начала рассказать о Джанет, Дезмонде, Кэтрин Мэнсфилд и Лилиан, но были, разумеется, и другие люди, например Гарри Стивен и Клайв. Каждый из них достоин целой страницы комментариев, теперь уже бесполезных, я думаю, отчасти из-за привычки рассказывать о событиях другим людям, а, сделав это однажды, я уже не хочу повторяться, ибо истории оставляют в моем сознании след, укрепляющий вспоминания и делающий их стереотипными и немного скучными. Я бродила с Дезмондом по Ричмонд-парку под луной. Мы перепрыгнули через палисад[732]
в погребальную рощу мисс Хикман[733] и обнаружили там темно-зеленые холмики, отмеченные красными розетками. Рододендрон прекрасен в лунном свете, как, впрочем, и увиденный нами фарфоровый унитаз — словно божество, приютившееся среди папоротников и цветущих кустов. Дезмонд, с непостижимой настойчивостью донимавший меня по телефону, в письмах, визитами на обед с принцем Бибеско, бросил это дело, выпил целую бутылку и заливался как охмелевший соловей, влюбленный, смешной, ностальгирующий, вспоминающий мертвых и, быть может, немного хандрящий, в хорошем смысле. Однако он довольно резко отозвался об обаянии и уме Молли [Маккарти].