Дневники, 1915–1919

Клайв, только что вернувшийся от Макса Бирбома и склонный считать себя одним из выдающихся людей среди нас, был светским человеком хоть куда. Он прислал мне свою книгу, где я обнаружила себя в компании Харди и Конрада, а Нессу и Дункана — в первых же скобках[738]. Он без умолку болтал, трепался и намекал на всех своих друзей, вечеринки и интересы — звучало не оскорбительно, по крайней мере для меня. Клайв создает или хочет создать впечатление, будто он сидит в кафе «Royal[739]» с Мэри, а к нему подходят молодые поэты и художники, и он их всех знает, и между собой они решают свои дела. Его книга полна нравоучений и не очень хорошей критики. С одной стороны, он плохо разбирается в литературе, а Роджер добавил, что Клайв ничего не понимает и в картинах. С другой стороны, он обладает сильным английским чувством морали. В Эшеме у нас был пикник с Роджером, и я провела ночь в Чарльстоне. Это что касается компании. Но главное — погода. Из-за жары гулять перед чаем было невыносимо, поэтому мы сидели в саду: я лениво читала, а Л. занимался садом. У нас лучшие цветы из когда-либо виденных: желтушники в изобилии, аквилегии[740], флоксы и, если пройти дальше, огромные алые маки с пурпурными пятнами. Вот-вот пышно расцветут пионы. У стены — гнездо черных дроздов. Прошлой ночью в Чарльстоне я лежала у открытого окна и слушала соловья, который начал петь вдали и постепенно приближался к саду. В пруду плескались рыбки. Май в Англии — это, как говорится, время изобилия, любви и творчества. Я много говорила с Нессой о слугах и разных перспективах. Роджер, конечно, пришел из Бо-Пип[741]; была миссис Бреретон, загорелая, невозмутимая, образованная и очень компетентная. Я и Роджер устроили что-то вроде лягушачьего пения и квакали о том, как мы любили и восхищались, а нас лишь презирали за страдания. Несса сидела практически молча и шила платье при свете лампы. Роджер становится все более эгоистичным, или это я стала внимательней, но его жалобы звучали искренней моих. Возможно, все интересные люди — эгоисты, однако само по себе это не очень приятно. Там было много бельгийских зайцев[742] и столько же детей, если судить по шуму, хотя миссис Б. постоянно держит их в своих комнатах, и те часами не появляются. Саксон и Барбара приехали в Эшем, когда мы уезжали, — это компромисс, поскольку мы не очень хотели видеть их в качестве гостей, а они достаточно холодно попросили нас их принять.

6 июня, четверг.

Перерывы в записях объясняются погодой. Сейчас не то время года, чтобы разжигать камин и устраиваться поудобнее возле него. На самом деле я испытываю некоторые трудности с чтением. Окна открыты; дети по соседству играют в саду; из комнаты учителя пения над прачечной доносится одна и та же песня; птицы поют на деревьях. Хочется бродить по зеленым полянам. Невозможно сосредоточиться, поэтому и некоторые события остаются незаписанными. В такую погоду всегда много общения; Адриан и Карин ужинали у нас в воскресенье; она решительно артистична в своем печальном образе, ярко-зеленом платье с большим количеством вышивки. Они живут довольно обособленно от нашего мира — ото всех миров, как мне кажется, хотя я могу ошибаться. Адриан никогда не утруждает себя встречами с другими людьми, а вместе с Карин они так слиплись, что едва ли могут считаться хорошими гостями на вечеринке. Однако Адриан был забавен. Предвзятость заставляет думать, что у меня весьма выдающиеся родственники. Я всегда смеюсь над его рассказами о Саксоне: «Ему нужно целых 15 минут, чтобы перейти из лежачего положения в сидячее». Адриан наблюдателен, ехиден, но добрее, чем раньше. У него есть вкус, а у нее — энергия. Еще я видела Аликс и даже пригласила ее на ужин, поскольку Л. не было дома. Думаю, слабейший лучик света заметен на горизонте ее кромешной тьмы. Она способна представить себе возможность найти однажды подходящую книгу для чтения. Она пробовала математику Берти [Рассела], не дочитала, но не отвергла полностью мое предложение взяться за историю права. Она хочет работать над чем-то, что никому не нужно и никогда не будет использовано, увидено или прочитано, и тратить при этом не больше трех часов в день.